Василий Веденеев - Взять свой камень

Анна, не проронив ни слова, ушла в дом; скоро вернулась, подав городскому крынку с молоком. Он отпил, кивком поблагодарив хозяйку.

— Долго шли? — сворачивая самокрутку, участливо поинтересовался Филанович.

— Долго, — вздохнул Антон, — почти от границы топаю. Своих потерял, семью свою…

— Ага… Ну сейчас кто оно знает, кто свои-то, — уводя глаза в сторону, заметил хозяин и быстро добавил: — Этта я так, конечно.

— Жена у меня потерялась с детьми, — Антон опустил голову. — Поезд разбомбило, жуть… Самолеты, бомбы, взрывы, люди кричат, мечутся. Ужасно…

— Ну да, война этта дело такое, одним словом, — согласно закивал мужичок. — Ну вы попейте молочка, посидите, а я мигом.

Он шустро кинулся к калитке, выбежал на улицу и тут же пропал из виду.

Волков поднял крынку, отпил молока и неожиданно услышал, как Анна тихо сказала:

— Уходите!

— Что? — решив, что он ослышался, переспросил Антон.

— Уходите, — забирая крынку, сердито сказала женщина. — За немцами он побег, ирод. Уходите, покудова целый!

— А дед Матвей? — встал с лавочки Антон. — Где он?

— У немцев, — скорбно поджала губы Анна. — Вчерашний день прикатили на машинах, лопочут по-своему. А мой говорит, что теперь всем большевикам конец и офицеру про деда донес, что, мол, в гражданскую воевал и сын у него в Красной Армии, а сам он за партейных всегда стоял.

— Где же он сейчас? — прислушиваясь к раздавшемуся вдали стрекоту мотоцикла, спросил Антон. — Где?

— В школе, в подвале сидит. Да уходите же!

— В другом месте не может быть?

— Не знаю, — разозлилась Анна. — Чего ты ждешь, человече? Погибели на свою голову ищешь?

Волков обернулся и поглядел вдоль улицы. По ней катил мотоцикл с двумя немцами. Филанович сидел сзади водителя, показывая вытянутой рукой на свой добротный дом.

— Спасибо, хозяйка, за хлеб-соль, — поблагодарил Антон. — Поздно уходить.

— Сам виноват, — бросила Анна, скрываясь в доме.

Мотоцикл остановился у калитки. Филанович соскочил с сиденья и, указывая рукой на капитана, прокричал:

— Вот он, господа немцы! Говорил, от границы идет, а сам с востоку, из леса вышел. А тама и дороги никакой нету! Ни шоссе, ни железки.

Антон мысленно чертыхнулся, ругая себя за такую оплошность — надо же на такой ерунде проколоться, не додумать. Правильно говорят: Бог в мелочах! Поторопился, а стоило крюк побольше сделать, не соблазняться близостью дома Матвея, но зайти с другой стороны или, еще лучше, дольше понаблюдать. Тогда установил бы, что в доме деда нет никого, а в деревне стоят немцы.

Да чего уж… Теперь надо действовать по-другому. И он пошел навстречу входившим во двор солдатам.

— Большевика спрашивал, — вертясь вокруг унтера, тщательно ощупавшего одежду Антона, твердил Филанович.

— Папир? Документ? — закончив обыск, требовательно протянул руку унтер-офицер.

Волков подал немцу потертый и помятый советский паспорт. Тот раскрыл его, мельком глянул на фотографию, сличая ее с оригиналом, потом сунул паспорт в карман мундира и махнул рукой в сторону мотоцикла:

— Ком! Иди!

Сделав удивленное лицо, Антон пожал плечами и пошел. Его усадили в коляску. Второй немец сел сзади водителя и взял Волкова за воротник пиджака…

Волкова привезли к церкви, высадили, привели в здание школы — именно ее зеленую крышу он видел в бинокль, наблюдая за деревней, — приказали подняться на второй этаж и ввели в бывшую классную комнату. За столом, на месте учителя, развалился в невесть откуда взявшемся в этой глухомани кресле рыжеватый офицер с погонами обер-лейтенанта. Он небрежно перелистал паспорт, изредка поглядывая на сидевшего перед ним Волкова. Повертев документ, рассмотрел печати, штампы, зачем-то поскреб ногтем обложку. В стороне, около открытого окна молчаливо стоял человек в немецкой форме без знаков различия.

«Переводчик», — понял Антон.

Ожидая начала допроса, он мельком оглядел помещение — рваная карта полушарий на задней стене, сдвинутые в угол парты, два широких окна. Около одного, открытого настежь, и стоял переводчик. На подоконнике другого выстроились в ряд разнокалиберные горшки с засохшими комнатными цветами. Кучки сора в углах, дощатый некрашеный пол, затоптанный следами солдатских сапог, коричневая школьная доска за спиной обер-лейтенанта испещрена дырками от пуль, выпущенных из автомата. На стене, над доской, где, наверное, раньше висел портрет Сталина, тоже следы автоматных очередей, перечеркивающие оставшееся от портрета темное пятно.