— Встать, руки вверх!
Молодой вскочил, пугливо осматриваясь. Потом молча поднял руки вверх. Пожилой что-то пробормотал, повернулся на бок, продолжая спать. Федька подошел к молодому, обшарил его карманы. Вытащил перочинный нож, зажигалку, грязный платок и нарукавную повязку «Полиция».
Володька пнул пожилого в бок.
Тот вскочил, недоумевая уставился на автомат, перевел взгляд с оружия на Александра Ивановича и тяжело вздохнул. В карманах пожилого нашли удостоверение личности: «Некрасов Павел Павлович, старший полицейский…»
После обыска обоих усадили на землю, предложили рассказать, зачем здесь, с каким заданием.
— Все как на духу, милые, скажу, все… — бабьим причитающим голосом зачастил Некрасов.
— Не июнь, шкура! — оборвал его Володька. — Рассказывай!
— Приказали партизан выслеживать, кто от них в город ходит, каким путем в город идут или из города навстречу им, где встречаются.
— Тебе, сволочь, задание дали, а ты дрыхнешь. За шерстью пошел, а мы тебя самого остригли. — Володька сплюнул от негодования.
— Перестань, Владимир! — Александр Иванович продолжал допрос: — Предположим, заметили, а дальше что?
— Следить, тайно идти за ним в город. Установить наблюдение за домом, а он (кивок на молодого) — срочно известит полицию.
— Кто давал задание?
— Начальник полиции Курицын.
— Почему здесь сидели?
— Вчера в этих местах партизаны отбили стадо овец, которое гнали в город. В полиции рассудили: где-то здесь может произойти встреча со связником из города или отсюда партизанский связник пойдет в город…
— Что, ребята, будем делать с ними? — спросил Александр Иванович.
— Повесить! — решительно и быстро сказал Володька. — Изменнику — только петля.
Федька молча кивнул.
Некрасов вскочил, упал на колени, взмолился:
— Пощадите! Не виноват я, заставили… приказали… Дайте задание…
— Федь, утихомирь его, орет на весь лес.
Федька своим кулачищем ткнул в затылок предателя. Тот сунулся лицом в землю. Молодой плакал и что-то говорил быстро-быстро на непонятном языке.
Начальнику гестапо сегодня не дали выспаться: дежурный разбудил на рассвете и доложил, что из станицы Каменской примчался мотоциклист.
— В селении идет бой. Напали партизаны, — сообщил он, устало размазывая пыль на потном лице, часто облизывая сухие губы.
Гельбен кивнул дежурному на графин, тот налил стакан воды. Мотоциклист выпил воду большими глотками. Глубоко вздохнув, еще раз мазнул рукавом по лбу и стал рассказывать более спокойно:
— Напали в час ночи. Посты сняли тихо. Поднялась стрельба. Наши солдаты спали. Выбежали в одном белье. Оно во тьме заметно. Много убитых. Мне приказали доложить вам. На выезде из селения обстреляли, но выскочил благополучно.
Зазвонил телефон. Гельбену доложили, что поднятая по тревоге рота автоматчиков на бронетранспортерах выехала к Каменской.
Гельбен распорядился усилить посты на окраине города. Курил одну сигарету за другой, часто щелкая зажигалкой. И здесь нет покоя, и в этих благословенных курортных местах живешь, как на вулкане. Началось с флага на здании почты. Утром оказалось, что на флагштоке над часами полощется не германский флаг, а советский — с серпом и молотом, с пятиконечной звездой. Неприятность! И вдвойне неприятно, что обнаружили советский флаг подчиненные майора Бооля, а не сотрудники гестапо. Кажется, и теперь звучит в ушах голос коменданта: «Дорогой мой, кто-то должен оберегать город от таких событий». И каким тоном это было сказано!
Советский флаг сняли, но через несколько дней он снова появился на том же флагштоке. На этот раз устроили засаду и задержали парнишку. Но и того не сберегли: вырвался, побежал… Пристрелили. Красный флаг, который был обернут вокруг тела и прикрыт пиджачком, промок от крови. Искали родных парнишки — не нашли.
Потом история с этими приказами. На окраинах города со стороны гор были расклеены напечатанные на машинке приказы партизанского отряда: не подчиняться «новому порядку», истреблять фашистов…
И еще эта неприятность с тяжелой артиллерией, которая скрытно накапливалась в ближайших ущельях и балках — готовили к переброске на фронт. Советская авиация накрыла артиллерийские части на марше. Случайно? Конечно нет. Кто-то авиацию навел, и очень точно.
Надоели постоянные жалобы интендантов: с гор угоняют скот, из-под носа завоевателей, с территории, которая считается оккупированной армией фюрера, исчезают тысячи голов скота… Начальство недовольно, уже были неприятные объяснения.
Читать дальше