Георгий Савицкий - «Мессер» – меч небесный. Из Люфтваффе в штрафбат

Колонна гремела, грохотала, рычала и бряцала, растянувшись стальной змеей километра на четыре в длину.

«Какая роскошная цель для атаки с воздуха! — профессионально подумал Герман Вольф. И тут же ужаснулся собственным мыслям: — Och, mein Gott! [36] О боже мой! ( нем. ) Если такое случится, то тут будет настоящая мясорубка».

Видимо, такие мысли посетили и Дитриха, потому как он тоже поспешно задрал голову к немилосердно палящему солнцу. Однако единственным самолетом, кружащимся в небе, был посыльный «Физелер-Шторьх». Сейчас «Аист», а именно так переводится его название, выполнял функцию разведчика.

На краю обширного летного поля дежурил патруль полевой жандармерии. Три откормленных бугая с бляхами на груди серых гимнастерок и с карабинами за плечами курили сигареты, отдыхая в теньке от солнцепека.

— Halt! Was machen Sie? — Штабсфельдфебель выбросил окурок и подошел к офицерам.

— Мы — летчики, прибыли с инспекцией повреждений, нанесенным русской авиации в ходе бомбардировок.

— Яволь, проходите, — лениво откозырял жандарм.

— Пошли, сейчас ты узришь дело рук наших, — с затаенной гордостью сказал Дитрих фон Зальц.

То, что увидел гауптман Герман Вольф, он запомнил на всю жизнь.

Огромное взлетное поле было все изрыто воронками. Небольшой лесок в овраге рядом был сожжен дотла, лишь черные остовы в немом укоре тянулись к безжалостным небесам.

Но самое страшное зрелище двух немецких летчиков ожидало на аэродроме. Несколько сотен разбитых и сгоревших русских самолетов!

Задравши переломанные крылья к небу, стояли изуродованные истребители И-16 и «Чайки», распластались по полю остовы бомбардировщиков СБ-2 и ДБ-3. Среди этой техники было совсем немного новейших «мигов», «лаггов» и «петляковых». Сборище рваного и обгорелого дюраля… В воздухе стоял тяжелый запах дыма и сладковатый — сгоревшего мяса.

И во всем этом копошились оборванные и изможденные люди под охраной крепких, упитанных эсэсманов. Военнопленные занимались тем, что раскапывали и растаскивали обломки уничтоженной техники.

— Вот это дело наших рук, Герман! Если бы мы не разбомбили аэродромы русских, то они даже на этих устаревших самолетах могли бы нанести нам очень серьезный урон.

— Ты прав, Дитрих, ты прав…

Герман Вольф смотрел на военнопленных — ему почему-то было жаль их, вчерашних врагов. Лохмотья вместо гимнастерок, окровавленные заскорузлые повязки, прикрывающие гноящиеся на солнце раны. Они работали, словно куклы на веревочке, с обреченностью и тоской во взгляде. Казалось, для них уже все кончено и это уже не солдаты, а просто покорившиеся злому року люди.

К группе из троих красноармейцев подошел надзиратель-эсэсовец, ударил с размаху одного из них прикладом винтовки по спине. Просто так. Раненый с глухим стоном рухнул в пыль.

— Поднимайся, грязная русская свинья! Schtein auff! — Эсэсовец показательно передернул затвор, показывая, что сейчас случится с несчастным.

Двое работающих рядом пленных красноармейцев бросились помогать своему товарищу по несчастью. Внезапно один из них что-то быстро подобрал с земли и быстро поднес в ладонях надзирателю.

Тот успел только гортанно вскрикнуть — раздался взрыв. Герман Вольф и Дитрих фон Зальц инстинктивно бросились на землю. Когда пыль и дым осели, оба офицера Люфтваффе подбежали ближе.

Эсэсовец-надзиратель лежал в луже крови — левая рука была практически вырвана и чудом держалась на лоскутах кожи. Вместо ног у него было кровавое месиво. Двое русских пленников тоже были убиты. А вот третий внезапно застонал и открыл глаза.

— Оккупанты проклятые!!!

— Что он говорит? — спросил Вольф.

— Да черт его знает! — Дитрих фон Зальц достал из кобуры пистолет и прицелился.

Два выстрела слились в один. Русский, плененный, но непокоренный, дернулся и затих.

— С этими варварами иначе нельзя!.. — сказал Дитрих фон Зальц, пряча пистолет в кобуру. Но в его голосе промелькнула растерянность, совсем незаметная, но Герман, знавший друга уже давно, ее уловил.

А вечером Дитрих фон Зальц впервые крепко напился.

«Узри дело рук своих». Уже с первого дня войны русские стали отчаянно сопротивляться — Герман Вольф видел это. Видел он и непонятную обреченность в глазах многих офицеров. Ведь пока все шло отлично! Но это пока… Многие уже открыто выражали опасения в том, что война затянется.

Два истребителя Bf-109F стремительно неслись над лесом на предельно малой высоте. Желтые коки винтов и законцовки крыльев резко контрастировали с серо-зелеными пятнами камуфляжной окраски. На борту головного «Мессершмитта-109Ф», прямо под кабиной слева, был нарисован матерый волк, оскаливший клыкастую пасть и занесший когтистую лапу для удара. А на хвостовом оперении было нанесено несколько десятков «охотничьих меток» — свидетельств сбитых самолетов. С начала войны на Восточном фронте их стало гораздо больше.