Натаниэль Фик - Морпехи

В тот день я четко уяснил правила и начал жить в соответствии с ними. Одеваясь на счет, я старался двигаться быстрее, когда нужно было кричать, кричал громче остальных. Когда Олдс приказывал мне отдавать команды марширующим, я старался изо всех сил и никогда не сбивался. И он больше не говорил, что мои команды сбивают наш взвод с толку. Марш на самом деле не имел значения. Было важно уметь концентрироваться в ситуации, где ответственность за действия твоей команды лежит на тебе. Мы должны были развивать способность думать в любых возможных условиях. Не ради себя — ради солдат, за которых мы будем нести ответственность.

На следующий день после обеда начался отсчет нашего выходного, который продлится двадцать четыре часа. Отец встретил меня у ворот в Квантико, и мы с ним поехали в Аннаполис. Я попытался описать ему ШПО — возмущение и смех моего отца были слышны на многие мили вокруг. Отец почувствовал то же, что чувствовал и я сам: Школа изменила меня, оставила в моей душе неизгладимый отпечаток. Я мог бы сказать ему в оправдание: ну ладно, это же всего лишь тренировка и ничего больше, можно воспринимать ее как обычную летнюю работу. Но себя ведь не обманешь: это было больше чем летнее развлечение. Патроны были холостыми, но испытания-то настоящие. Как говорили офицеры, нас отбирали по фактору наличия способностей быть командиром. Это был обряд посвящения, своеобразный рыцарский поединок, дуэль моего поколения. Я хотел пройти тест так, как еще ничего не хотел в своей жизни.

Взросление. Я уже проверял себя на спортивном поле. При плохой игре в футбол или проигрыше в кроссе можно было тряхнуть головой, попереживать вместе с командой и начать думать о следующей игре. В колледже я никогда по-настоящему не переживал за результат. Я готовился, готовился хорошо и ответственно и никогда не сомневался в итоге своих стараний. С первого года обучения в колледже я знал, что успешно его окончу. В ШПО я мог не получить офицерского чина. Меня могли исключить в любую секунду.

Будущее исчезло, а с ним и все мои эгоистичные побуждения. Я существовал только в настоящем. Было еще кое-что, заставляющее меня идти дальше — я теперь был частью команды. Я знал: каждая ошибка, совершенная моими товарищами, делает команду немного слабее. Большая часть американского общества избегает применения группового наказания, в ШПО же это было основным средством. Взводы сражались вместе. Вместе жили или погибали. Дисциплинарные взыскания применялись также ко всей группе. Богоявление имело место утром, через неделю. Мое тело находилось в упоре лежа при отжимании от пола. Сержант Олдс приказал всем принять такое положение, в то время как разносил в пух и прах за потертую обувь одного из курсантов. Он требовал, чтобы мы осознали: цель занятий не брать, а отдавать.

Наступил последний месяц лета. Дни пролетали один за другим. День, когда мы въехали в ворота Квантико, казался далеко в прошлом. Я вспоминал свои ранние ошибки уже с улыбкой. Меня очень долго тыкали в них носом, прежде чем я понял суть. Через неделю должно было состояться финальное испытание. Во время тестов нам предстояло показать все свои знания, полученные на занятиях. Ходили волнующие слухи о церемонии после испытания. Нам вручат Орла, Ядро и Якорь — традиционные символы морской пехоты: символ того, что нам удалось «выжить».

В течение той последней недели каждый день заканчивался для нас так же, как и начинался: наш взвод строился в казарме вдоль линии. Мы стояли по стойке «смирно»: футболки, зеленые шорты и сланцы. Сержанты-инструкторы ходили с важным видом, поносили нас на чем свет стоит, но теперь в конце этих тирад мы все-таки слышали о себе и несколько слов похвалы.

— Вы самые худшие курсанты из всех, кого мы знали. Вы самые медленные. Самые тупые. Самые эгоистичные. — Олдс при каждом слове показывал то на одного, то на другого курсанта. Когда он все же не показал на меня, я облегченно вздохнул.

— Мы еще успеем отправить большинство из вас в колледж. Вы сможете продолжить играть в теннис, смешивать себе мартини и думать, что вы лучше тех, кто стоит на страже вашей свободы.

Он не блефовал. На этой неделе был отчислен один из парней нашего взвода. На этот раз — из-за низкого уровня строевой подготовки.

— Но у некоторых из вас есть сердце. И этих курсантов мы сделаем морскими пехотинцами. Они выйдут отсюда офицерами и будут бивать коммунистов для Сьюзи Роттен-кротч.

Эта Сьюзи была метафорой морских пехотинцев, говорящих о болтливой жене или девушке, которые остались у нас «на воле». Олдса волновал только один фактор — наша состоятельность при командовании солдатами. И заканчивал он одной из наиболее часто повторяемых сентенций: «Если у вас маленькое сердце, вы, служа в морской пехоте, будете очень медленно продвигаться по карьерной лестнице». Так что слова о том, что у некоторых из нас есть сердце, мы воспринимали как похвалу.