Владимир Полуботко - Железные люди

Техническая мысль создателей этого подводного корабля тогда ещё не дошла до такого уровня, чтобы придумать дверную ручку на внутренней стороне задней крышки торпедного аппарата. Если последний человек влазит в трубу, то кто закроет за ним заднюю крышку? И кто откроет крышку переднюю, которую простым движением руки не отворишь — это ведь не форточка, и тут нужны специальные технические действия за пределами трубы. Нужны кнопки, рычаги, приводы. Соответствующими же ВНУТРЕННИМИ кнопками тогда ещё не снабдили трубы торпедных аппаратов. Когда-нибудь потом додумаются и до этого. Снабдят. Автоматизируют и этот процесс. Установят осветительные приборы внутри трубы, чтобы не так страшно было находиться в ней, что-нибудь ещё придумают — может быть, приятную музыку в ушах, что ли…

Но тогда ещё таких новинок не было, и семерым оставшимся самым бывалым морякам приходилось покидать подводную лодку, подчиняясь особым инструкциям, разработанным в штабах и военно-морских конструкторских бюро специально для такого случая: они полностью облачились в водолазные костюмы. Открыли настежь обе крышки — переднюю и заднюю, впустив тем самым на верхнюю палубу первого отсека забортную морскую воду.

И вода ударила мощным грохочущим потоком.

Палуба была в зияющих дырах, и вода хлынула вниз.

Она текла до тех пор, пока отсек не оказался заполнен ею вплоть до уровня открытого торпедного аппарата. Нижняя и средняя палубы оказались полностью под водою. Верхняя — частично. Выше воде мешали идти воздушная подушка и законы физики.

Эта операция была страшна выполняющим её не только тем, что создавала ощущение: «вот море хлынуло прямо на нас и сейчас в этой тёмной ловушке задушит нас, задавит», но ещё и другим ощущением и тоже ложным: «а вдруг там, внизу, кто-то остался, кого мы в суматохе забыли; вдруг кто-то остался во втором отсеке, ведь этот человек уже никогда не выйдет оттуда живым!» Но никого больше не было ни на дне затопленного первого отсека, ни в воздухе отсека второго. Пусто там было в этих мирах. Семеро моряков выполнил всё безукоризненно.

Один за другим стали выходить наружу.

И вот настал момент, когда в первом отсеке осталось лишь два человека — молодой лейтенант Капустин — он же командир минно-торпедной части (БЧ-3) и командир атомной подводной лодки «ДЕРЖАВА» — капитан первого ранга Рымницкий Игорь Степанович.

Восемьдесят три человека вышло наружу через трубу, и вот осталось двое.

Сверху — в прямом и в переносном смысле — поступило распоряжение:

ВЫХОДИТЬ СНАЧАЛА — РЫМНИЦКОМУ. И ЛИШЬ ЗАТЕМ — КАПУСТИНУ!

Капитан первого ранга Рымницкий ответил азбукой Морзе:

— Выходить не буду.

— Я вам приказываю: выходите! — закричал гидрофон голосом адмирала Ковшова. Ковшов решил было, что Рымницкий хочет просто соблюсти 166-й пункт Устава, где сказано, что командир корабля, потерпевшего бедствие, покидает свой корабль последним.

Ответ морзянкой:

— Не выйду. Мне не место среди живых людей. Я преступник и должен умереть здесь.

Переносные фонари уже давно не работали, и в том пространстве, что оставалось теперь от первого отсека, стояла кромешная тьма. И Рымницкому не было видно, как исказилось от боли лицо молодого лейтенантика. Рымницкого, все, кто его близко знал, очень уважали — и за ум, и за справедливость, и за честность. Лейтенанту Капустину было искренне жаль этого человека, но что он мог ему сейчас сказать в утешение — он не знал. Он не знал даже, имел ли он вообще моральное право говорить что-либо при таких обстоятельствах.

— А я вам приказываю — как адмирал офицеру: немедленно выходите! Если вы этого не сделаете, то навсегда будете считаться изменником Родины! Выходите, если вам дорога офицерская честь!

И Рымницкий повиновался: оделся, влез в трубу.

Пополз вперёд — к свету.

Двое водолазов помогли вылезти восемьдесят четвёртому человеку…

Синева. Волнистое дно. Чёрная пропасть потухшего вулкана неподалёку от носа подводной лодки.

Рымницкий поплыл над своим кораблём вверх, к Солнцу, к жизни.

Оставался молодой лейтенант.

Ковшов потому и распорядился так, чтобы Рымницкий был не самым последним. Окажись Рымницкий совсем один, кто там его знает, как бы он себя повёл? Может быть, и грозный адмиральский окрик не помог бы человеку, оставшемуся в одиночестве на морском дне — во тьме, в холоде и наедине со своею совестью.

В непроглядной тьме Капустин нырнул в непроглядно-тёмную ледяную воду.