Сергей Михеенков - Заградотряд. «Велика Россия – а отступать некуда!»

– Так бывает в первом бою. Ничего, Петров, вы привыкнете. У вас хорошая закваска. Теперь постарайтесь выжить и во втором бою. И станете хорошим солдатом.

– А вы стреляли очень точно. Я не знал, что вы так умеете владеть оружием. Мне кажется, наш командир роты человек, несомненно, прямой, откровенный, но… поверхностный, что ли.

– Он хороший офицер. Грамотный командир. Не стоит его осуждать. То, что бой прошел успешно, заслуга, прежде всего, именно его. Верно распределил силы, точно определил цели и последовательность их уничтожения. Он владеет оперативным искусством. Умеет планировать операцию и затем, в ходе боя, корректировать ее в зависимости от обстановки. Это не всякому дано. А особенности характера – второе. В данном случае – второе.

Они быстро расширили окоп. Петров сбегал в поле и принес из «бабочки» два овсяных снопа.

– Необмолоченная, – сказал Хаустов, ощупывая снопы. – Зерно какое крупное. Хлеб. Вот Гаврюша сейчас, должно быть, переживает. Такое зерно вырастить – сколько ж труда надо вложить!

Петров насмурыгал с овсяных метелок в кулак, растер зерна в ладонях. Полова отходила плохо. Да, это тебе не пшеница. Он вспомнил хлебное поле за Окой, напротив Подзавалья. Туда они переплывали купаться. Подальше от дома, на волю. Проголодавшись, пробирались через кусты к полю, ломали колосья. Пшеничные зерна отходили от половы легко и на вкус были другими, более похожими на хлеб. А эти оказались слишком пресными, но когда Петров набил ими полный рот, ему показалось, что он вновь, как когда-то в детстве, выбрался на пшеничное поле за Окой… Он закрыл глаза – и поплыли картинки прошлого: левый берег Оки, Ромодановские Дворики, теплая и твердая, как асфальт, тропинка в поле, а вокруг волнами ходит пшеница, поскрипывает серебристыми усами, звенит сотнями кузнечиков… Он так и не услышал, как Хаустов позвал его. Сон сморил мгновенно. Профессор наклонился к нему, прислушался к ровному дыханию своего бывшего студента и начал натягивать над ячейкой плащ-палатку. Дождь снова зашуршал вокруг.

Справившись с устройством крыши, он тоже сел на сноп. Немного посидел и начал шарить под ногами. Вскоре нашел, что искал. Гильза была затоптана в глину, но он знал, где она лежит. Он протер ее, очистил соломинкой забитое дульце и спрятал в нагрудном кармане.

– Вот так, сынок.

– Что вы сказали, Глеб Борисович? – сквозь сон спросил Петров.

– Да это я так. Вот, солома хорошая.

– Овсяная. Брыкин сказал, что овсяная для подстилки самая подходящая. Лучше пшеничной. Ею даже матрасы на зиму набивают.

– Если Брыкин сказал, то так оно и есть.

Взвод унтер-фельдфебеля Витта уходил с поля последним. Гауптман Хорнунг приказал Витту обеспечить прикрытие. Еще когда русские окопы не затихли, Витт пересчитал своих людей. Из двадцати четырех человек осталось всего двенадцать. Ровно половина. Другая – кто убит, кто ранен. Раненые сейчас, должно быть, ковыляют по грязной дороге в тыл и проклинают свою судьбу за то, что счастье отвернулось от них и через пару-тройку дней они не войдут, дружно грохоча подкованными сапогами по мостовой, в поверженную Москву, как до этого входили в Смоленск, в Вязьму, в Калугу. Но, скорее всего, им найдется местечко на санитарных повозках или в колясках мотоциклов, и это их более или менее должно утешить.

Никто не ожидал, что здесь, в нескольких километрах от Серпухова, их ждет настоящая западня. Иваны будто озверели.

Оставшихся людей унтер-фельдфебель разбил на пары, и теперь они отходили к перелеску без единого выстрела. Стрелял только ефрейтор Бремер, так ему было приказано – каждые пять-шесть минут короткая очередь с новой позиции.

Schpandeu [13]Бремера возле моста раскалился почти докрасна. Но менять ствол там было некогда. Теперь он медленно остужал его. Стрельба с такого расстояния из перегретого пулемета была, конечно же, бессмысленной, но сейчас именно она помогала удерживать русских от возможной контратаки. Иванам, видимо, тоже досталось, и они не осмелились вылезть из своих окопов. И как их прошлепала разведка? Если бы не иваны, окопавшиеся на восточном берегу Боровны, они бы сейчас заняли для ночлега один из тех деревянных домов, которые все еще виднеются за рекой в зарослях деревьев. Сидели бы в тепле и готовили ужин. Почтальон, возможно, привез бы почту. В деревне наверняка нашлась бы какая-нибудь живность на приварок. Вот тебе и приварок…

Такие потери за полчаса боя. Слишком много убитых.