Йоссариана спасала от холода замечательная печка Орра, и он мог бы неплохо жить в своей теплой палатке, если б его не терзала память об Орре и банда жизнерадостных соседей по палатке, которые явились к нему однажды утром, после того как полковник Кошкарт затребовал — и меньше чем через двадцать четыре часа получил — четырех летчиков из экипажей пополнения, чтобы заменить ими Кроху Сэмпсона и Маквота. Йоссариан чуть не задохнулся от своего хрипатого, злобно протестующего стона, когда увидел их, устало притащившись после боевого вылета в свою палатку.
Эта четверка психовато ликовала, устраиваясь на новом месте и расставляя койки. Они топотали и ржали, как стоялые жеребцы. Увидев их, Йоссариан мгновенно понял, что они невыносимы. Искристая, кипучая энергия била в них через край, а дружили они чуть ли не с рождения. Терпеть их было невозможно. Это были шумные, самонадеянные, пустоголовые юнцы чуть за двадцать. До войны они учились в колледжах и были помолвлены с миловидными, чистыми девушками, чьи фотографии уже красовались на грубой каминной доске из цемента, сформованной Орром. Родительские деньги позволяли им играть в теннис, ходить на яхтах и заниматься верховой ездой. Один из них переспал с женщиной старше, чем он. Даже не зная друг друга, они были знакомы через своих знакомых в самых разных штатах, а учились с кузенами и кузинами своих друзей. Они слушали по радио репортажи о бейсбольных состязаниях и всерьез интересовались результатами футбольных матчей. Их радовала затянувшаяся война, давшая им возможность узнать, что такое настоящий бой. Они уже почти распаковались, когда Йоссариан выкинул их вон.
Он твердо объявил сержанту Боббиксу, что даже и разговаривать о них не желает, однако тот передал ему с унылой миной на своем желтовато-бледном лошадином лице приказ из штаба полка о вселении новых летчиков к Йоссариану, который жил в шестиместной палатке один. Новую палатку сержанту Боббиксу выдать отказались.
— Я живу вовсе не один, — хмуро возразил Йоссариан. — У меня есть сосед. Его фамилия Трупп.
— Вы же знаете не хуже меня, сэр, — устало сказал сержант Боббикс, косясь на столпившихся у входа в палатку новых офицеров, которые остолбенело слушали их удивительный диалог, — что Труппа сбили над Орвиетой. Вы знаете это даже лучше, чем я. Его машина шла рядом с вашей.
А почему ж вы не забираете у меня из палатки его вещи?
— Потому что он их не мог у вас оставить. Его нет в списках нашей эскадрильи. Прошу вас, капитан, не заводите опять этот разговор. Вы можете переселиться к лейтенанту Нетли. Я привел нескольких рядовых, и они перенесут, если понадобится, вещи.
Но бросить палатку Орра значило бросить самого Орра на посмешище и унижение этим безусым балбесам, которые ждали, развесив уши, когда им разрешат войти. Справедливость требовала, чтоб Йоссариан отстоял лучшую в полку палатку от зарившихся на все готовенькое необстрелянных молокососов. Но приказ есть приказ, как сказал ему сержант Боббикс, и он пустил их, ограничившись ненавистно извиняющимся взглядом да несколькими покаянными советами старожила, а они весело воспользовались его дисциплинированностью и быстренько расположились в чужом жилище как у себя дома.
Никогда еще Йоссариан не сталкивался с такими тяжелыми людьми. Их легкое отношение к жизни постоянно подавляло его. Им все время хотелось хохотать. Они игриво называли своего мрачного соседа Йо-Йо и, возвращаясь вечерами в палатку под мухой, всякий раз будили его, потому что их попытки вести себя тихо неизменно кончались громыханием уроненных в темноте вещей и сдавленным хихиканьем, а когда он просыпался и, сев на койке, начинал их материть, они разражались лошажьим ржанием и по-ослиному громогласными воплями самой нежной дружбы. В такие минуты он с наслаждением зарезал бы всех четверых. Они побаивались его и беспрестанно терзали проявлениями искреннего добросердечия, пытаясь как-нибудь ублажить. Они были беспечными, легкомысленными, дружелюбными, бесцеремонными, наивными и самонадеянными. Безмозглая бесшабашность позволяла им не жаловаться на жизнь. Они восторгались полковником Кошкартом и считали подполковника Корна мудрым остроумцем. Они побаивались Йоссариана и не боялись нормы в семьдесят боевых вылетов, уготованной им полковником Кошкартом. Привлекательные и чокнутые, они сводили Йоссариана с ума. Ему никак не удавалось объяснить им, что он старомодный и престарелый чудак двадцати восьми лет из иной эпохи и другого мира, что приятное времяпрепровождение не прельщает, а только утомляет его — да и они тоже надоедливо утомляют. Он не мог заставить их умолкнуть, они были хуже женщин. У них не хватало мозгов, чтобы тревожиться и мрачно воспринимать жизнь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу