— Ишь, как ты уморился! Где же ты так гонялся? Это что же, на тебя, что ли, кричали? А?… Смотри мне, прохвостина эдакий!
… Тропинка обогнула небольшой прудик и сбежала по крутой вымощенной улочке к новому двухэтажному дому за дощатой оградой.
Внутри ограды был цветник с кустами пионов и красных лилий. Люди, сидевшие на скамеечках и гулявшие по дорожкам, приветствовали появление человека с собакой:
— А, председатель! Здорово, Семен Гаврилович!
Семен Гаврилович кивал направо и налево и весело откликался.
— К директору, Джан, — повторял он вполголоса.
Поводырь вел его между людьми по лестнице на второй этаж. У дверей кабинета, на ковровой дорожке, валялся, видимо, оброненный кем-то из слепых, сверток в газете.
Джан обнюхал его и доложил о замеченных непорядках настойчивым басом:
— Уберу, уберу! Не галди ты, пожалуйста! Тоже мне — «Управдом», — успокоила Джана уборщица.
Она подняла с пола сверток. Семен Гаврилович с собакой вошли в кабинет.
Возле окна в удобном мягком кресле расположился за письменным столом человек.
Вытянутая несгибающаяся нога, недостаток пальцев на правой кисти и хорошо подобранный, но все же неподвижный, стеклянный, глаз наводили на мысль, что и он побывал на войне. Но больше ничего не напоминало в нем бойца.
Повернувшись располневшим телом к подоконнику, на котором стоял сифон с шипучей водою, он нацеживал и с жадностью выпивал стакан за стаканом.
При появлении сухой, подтянутой фигуры он вытер мокрые губы и попытался приподняться. Семен Гаврилович приветствовал его по-военному, взял стул и сел подобранно и прямо.
— Ну и жарища! Это же пытка какая-то… — простонал, отдуваясь, толстяк.
— Разве жарко?! — удивился прошедший под солнцем уже не один километр Семен Гаврилович. — А я как-то и не замечаю…
— Признаться, не ждал я вас… В эдакое-то пекло…
— А как же иначе?!. Ведь мы же договорились к половине девятого?!.
Часы над столом ударили половину.
Два разных человека, два разных характера, в каждом слове, в каждом поступке по-разному проявляли себя.
Предстояла скучнейшая работа: все учесть, рассчитать по-хозяйски, наметить что и как сэкономить в большом сложном производстве… И как ни отвиливал «один характер», прикидывая все «на глазок», «приблизительно», «второй характер» упорно все проверял и уточнял.
Постепенно втянувшись в работу, собеседники забыли, что в комнате находился еще и третий, и тоже весьма ярковыраженный характер.
Джан сначала сидел, как в вагоне, привалившись спиною к хозяйским коленям. Он чутко вслушивался в разговор и, уловив в репликах Семена Гавриловича сдержанное неодобрение, присоединял к его замечаниям выразительное: «Аррррр!..»
— Да подь ты к дьяволу!.. Взорвался наконец измученный жарою и постоянными поправками в подсчетах толстяк. — То-о-же мне, вмешивается! Терпеть не могу, когда в комнате всякая дрянь!..
— А без него я не попал бы сюда, — немедленно возразил «другой характер». — Я за свою жизнь, с тех лет, что был пастушонком, приучился уважать собак за их помощь и службу. А сейчас и тем более… Вот проверьте: кто не жалеет, не бережет и не понимает животных — тот ненастоящий человек, убогий сердцем, внутренне грубый, одервенелый. Такой человек не способен любить ни природу, ни Родину, ни людей… И в семье часто бывает жесток и бездушен…
— Хм… А вот я, например,… Вы, быть может, хотите сказать, что нет правил без исключения?
— Я хочу сказать именно то, что и сказал. И это мое глубочайшее убеждение, — сухо отозвался капитан. — Давайте-ка лучше продолжим наши подсчеты.
Снова цифры и щелканье косточек.
На тяжелый вздох в директорском кресле, каждый раз отзывается вздох на прохладном полу. Толстяк принимает это как личную обиду и едва не взрывается снова.
Но не только жара донимает собаку. Вспоминаются псу крик и ругань давешней хозяйки козы… Почему она так на него раскричалась?!. Женский крик, брань, повышенный тон Джан не терпит со щенячьих дней своей жизни. Это так всегда было обидно и незаслуженно!.. Много горя, побоев и унижений перенес он щенком. А за что?!.
Джан вздыхает.
И вдруг… Дверь открылась, и тот самый крикливый голос спросил:
— Сюда, что ли? Войтить можно?!.
В кабинете стояла хозяйка козы.
— Вот он! Он самый и есть! Точно!.. — она сразу уставилась пальцем под стул. — Ишь ты, толстомясай! Теперь спрятал, небось, морду бесстыжую!..
Но Джан, наоборот, теперь как раз поднял «бесстыжую» голову и отчетливо показал зубы…
Читать дальше