Алексей Котенев - Грозовой август

Драгунский был уверен, что Русанов возьмет с собой Иволгина, и тоже попросился участовать в переговорах.

Получив «добро» от замполита, он остановил Цыбулю, который «лично сам» вез на мотоцикле обед в головную походную заставу, и примостился в коляске рядом с термосом. Иволгин завел свой мотоцикл. Русанов сел на заднее сидение.

— Только не разводите там гнилую дипломатию, — напутствовал его Волобой. — Нам некогда устраивать приемы.

Пока Викентий Иванович находился в головной походной заставе и комплектовал там «дипломатическую миссию», Туманян рассказал командиру бригады о том, что происходит на других участках огромного Забайкальского фронта: о кровопролитных боях в Хайларе, о труднейшем походе полков Плиева через безводную пустыню Гоби, где все тяготы и лишения наши солдаты делят с монгольскими цириками.

— У них там пожарче, чем здесь, — подытожил он свой рассказ. Потом вынул из полевой сумки пачку листовок, попросил водителя отвезти их в политотдел. Одну листовку подал Волобою.

Вот о чем рассказывала листовка.

Это было в раскаленных песках Гоби.

Монгольский эскадрон капитана Жамбалына, вырвавшись из окружения, по сыпучим барханам пробивался на Калган. Зноем дышала безжизненная пустыня. С полинялого неба пекло желтое, будто расплавленное, солнце. Кипел под ногами коней накаленный песок.

За головной походной заставой шел конный отряд. С левой стороны — тоже конная застава. А еще левее — дозорный Батын Галсан на своем мохноногом Донжуре. Конь и седло для Батына привычны: он научился ездить верхом раньше, чем ходить по земле. Но пробираться по зыбкой тропе под палящими лучами куда труднее, чем мчаться с ветерком по зеленой монгольской степи. Тяжко здесь и всаднику, и коню. Донжур то и дело опускает голову, шевелит губами, хочет чем-нибудь поживиться. Но что тут найдешь? Под ногами горячий песок, жесткий караган да сухой саксаул.

Конь в пустыне не имеет цены. Цирик на коне — что ветер в степи. Ему не страшны расстояния. Пал конь — пропал всадник. Гоби не пощадит пешего. В трудном походе цирик сильнее привязался к своему коню: ухаживал за ним, как за ребенком, не жалел последнего глотка воды из своей фляжки, чтобы смочить ему пересохшие губы. Он даже научил Донжура укрываться от вражеской пули. Крикнет ему: «Хэвт!» — значит: «Ложись!» — и тот на всем скаку падает в песок.

Донжур не раз выносил хозяина невредимым из боевых схваток. Догонял врага на первой версте. Только не бей его плетью, не коли шпорами. Потрепли ласково по гриве — все отдаст.

День только наступал, а дышать уже нечем. От жары кружилась голова, сохло в горле. На ремне болталась пустая фляжка. «Где же твой конец, Гоби?» — прошептал Батын, вглядываясь из-под ладони в сизую даль, где в степном мареве дрожали синие призрачные озера — миражи. Время от времени он приподнимался на стременах, поглядывал на север. Там шел советский передовой кавалерийский отряд. Правее отряда — боковая застава и конный дозорный, его веселый, добрый нухур. Они иногда съезжались вместе, перекидывались двумя-тремя словами. У обоих одна беда, одна забота: в пустыне мало воды, да и та отравлена.

Вчера Батын снова увидел русского дозорного.

— Сайн байну! [14] Здравствуйте! ( монг. ). , — весело крикнул тот, выехав из-за песчаного бугра.

— Дырасте! — ответил ему Батын.

Они пожали друг другу руки и поехали рядом — стремя в стремя. Улыбка у русского нухура светлая, как вода в Керулене, а глаза голубые, как монгольское небо.

— Найти бы нам хоть один чистый колодец! — воскликнул он.

Проехав так не более километра, они вдруг увидели степной колодец и галопом помчались к нему. Как хотелось коснуться губами прохладной влаги, промочить пересохшее горло! Но увы... у колодца следы — значит, здесь побывал враг. Напрасно спешили — в воде стрихнин.

На сучке саксаула Батын увидел приколотый клочок рисовой бумаги — записка на монгольском языке:

«Вы не пройдете! Боги низвергнут вас в ущелья Большого Хингана. Вы прошли через мертвую пустыню Шамо только потому, что обманным путем захватили ночью наши колодцы. Но через гневные потоки рек вас не перенесет никакая сила. Мосты исчезнут. Пусть погибнут русские, но монгольские цирики должны вернуться назад, чтобы жить. Их славные предки видели светлоликого всепобеждающего Тимучина. Пусть это великое имя хранит их от бед и несчастий. Это говорю вам я, потомок Дудэ, который был стремянным Джучи, сына Тимучина, я — Тимур-Дудэ».