Алексей Котенев - Грозовой август

— Землю делят... Точно, делят!

— Смотрите — у некоторых винтовки.

— Так и должно быть, — одобрил Поликарп. — Отнять землю у захребетчиков и разделить. А потом пусть прибавляют да умножают. Это их дело.

Китайцы, увидев эшелон, замахали руками. Илько Цыбуля тряхнул над головой пилоткой, с минуту помолчал, глядя на прыгающих от радости китайчат, прочел комаровские строки:

Поезд прошел станцию без остановки, гаоляновое поле осталось позади. Солдаты принялись обсуждать, кем же будет Ю-ю после революции в Китае.

— Танкистом он будет! — отрубил Гиренок.

— Лучше комбайнером! — возразил Хлобыстов. — В Китае теперь колхозы будут, значит, и комбайны появятся.

— Летчиком он будет. Вы представляете — рикша на самолете!

— Нет, ребята, быть ему наркомом путей сообщения! — перекричал всех Юртайкин. — Рикша управляет транспортом всего Китая! Вот это здорово!

Ю-ю заливался смехом. Он готов был стать и комбайнером, и летчиком, и танкистом — только бы его не били да кормили.

— А эту трубу дарю тебе на память. Труби, парень, на всю Азию! — сказал Иволгин.

Бойцы сгрудились у палаток, натянутых между танками и студебеккерами, достали хлеб, консервы, сало, принесли чаю.

— К этому сальцу еще бы кой-чего, — щелкнул пальцами Сеня Юртайкин. — И как не догадались прихватить?

— Кто не догадался, а кто и догадался. — Посохин достал фляжку, потряс ею перед ухом Юртайкина и наполнил алюминиевый стаканчик ханшином. Знаменитая посохинская фляжка предстала в своем третьем назначении!

— Поликарп Агафонович! — взмолился Юртайкин. — Не обнеси ради такого случая.

— Сызнова заголосил, — ухмыльнулся Посохин. — Как жить-то без меня станешь после войны? Это же не Сенька, а сплошное разорение.

— Плесни и сюда согласно моего роста, — протянул кружку Забалуев и, нюхнув, поморщился: — Фу-ты, проклятая, — она и в Китае так же пахнет.

Юртайкин тоже скривился:

— Отвыкли мы от нее, окаянной. А в гражданке, случалось, употреблял. Бывало, как кутнешь с получки! Наутро в голове шумит, в животе урчит, а в кармане тихо, тихо...

Разливая дружкам ханшин, Поликарп приговаривал:

— Пьем законные фронтовые сто грамм. Мы невиноватые, что тылы поотстали. Мои тылы завсегда при мне.

— А за что пьем, славяне? — спросил Сеня.

— Прошу слово! — привстал на колени Гиренок. — Сегодня на военном совете нашего гвардейского танкового взвода принято решение зачислить в гвардию всех наших забайкальцев-десантников. Вы, может, спросите, почему с опозданием принято такое решение? Скрывать не станем: присматривались, что вы за народ. А теперь всем ясно: достойны! А первый из вас гвардеец вот он — командир отделения Баторов. — Гиренок снял с комбинезона свой гвардейский знак и прикрепил к выгоревшей гимнастерке сержанта. — Это тебе за те снаряды, у моста. Носи на здоровье!

Баторов смутился, не знал, что сказать в ответ. Из-за машины донесся голос старшины.

— Влюбывся механик в нашего буяна, як черт в сухую вербу!

— Ага, признал, ядрена мышь! — крикнул Сеня, выхватил из вещмешка балалайку, ударил по струнам, завертелся по кругу.

— Эх, сердешная! Не рассохлась ты на солнце, не размокла на дожде, не сгорела на огне!

— Ожил Семен, когда на колеса залез! — шутили бойцы.

— Остепенись, дуралей! Сдует тебя, вятского черта! — сдерживал его Посохин. Да где там! Сенька вихрем носился по кругу, рассыпая по платформе частую дробь каблуков.

Гиренку хотелось поддержать веселого десантника, да нечем: аккордеон сгорел на берегу Гольюр-хэ.

На подходе к небольшому разъезду эшелон поравнялся с монгольским конным отрядом. Цирики мчались вдоль железнодорожного полотна рядом с эшелоном, что-то кричали, размахивали легкими зеленоватыми шляпами. Впереди скакал офицер, видимо командир отряда. Он широко улыбался, приветствовал русских друзей поднятой над головой ладонью.

— Сайну! Сайну! [36] Добрый вечер! ( монг. ) — загудела в ответ платформа.

— Это, наверно, эскадрон Жамбалына. Ей-ей! А может, и нет.

Сзади катились броневики. На переднем надпись по-русски: «Даешь океан!»

Рядом с командиром скакали два наших бойца. Каким ветром их сюда занесло — трудно было догадаться.

На разъезде поезд замедлил ход. Цирики потянулись руками к сгрудившимся у борта платформы гвардейцам, улыбались, хлопали в ладоши. Ехавшие с ними наши бойцы быстро спешились, на ходу вскочили на подножку платформы. Это были, оказывается, десантники из Дальнего. Их послали поправить линию связи, они встретили монгольских конных разведчиков и с их помощью выполнили свою задачу.