Александр Войнов - Оседлавший тигра спешиться не сможет

Щелкнул замок соседней камеры, и пятнистые «мотоциклисты» продолжили «противопожарный инструктаж».

Комиссию из столицы возглавлял тучный, седовласый генерал, занимающий должность заместителя начальника УИТУ по кадровым вопросам. Шел слух, что он вскоре должен был занять кресло своего начальника, уходящего на пенсию, а затем уйти в министерство на должность замминистра. Он важно спускался по трапу самолета, как-будто уже представлял у себя за спиной «министерские крылья».

Начальник образцово-показательной колонии строгого режима во главе своих подчиненных стоял рядом с несколькими черными «Волгами», приготовленными для именитых гостей.

Шел снег с дождем, и осенний ветер гонял по взлетной полосе последние желтые листья.

Самолет задержался на четыре часа, встречающие успели промокнуть и промерзнуть до костей. Для того чтобы согреться и не подхватить простуду, они с молчаливого одобрения «хозяина» ходили по очереди греться в машину, где тайком употребляли горячительные напитки. «Хозяин» не отставал от подчиненных, и к прилету самолета бутылка армянского коньяка, предусмотрительно прихваченная им в дорогу, оказалась пустой.

Спустившись до последней ступеньки трапа, генерал остановился и нерешительно потоптался на месте.

Впереди была лужа из воды и мокрого снега, ему очень не хотелось мочить ноги, обутые в кожаные туфли на тонкой подошве. В спину ему нетерпеливо дышали адъютанты. Начальник колонии бросился навстречу генералу.

А у вас тут дождь? — полувопросительно произнес генерал, обращаясь к встречавшему.

— Да, дождь, — кивнул головой майор. На секунду задумавшись, он снял с себя шинель и постелил под ноги генералу.

Тот важно ступил на импровизированную дорожку, внимательно посмотрел начальнику колоши в глаза и, протянув для рукопожатия руку, отчетливо проговорил:

Хвалю за смекалку.

— На выходе из ШИЗО Мурада ждал хромой, тощий нарядчик. Он заглянул в формуляр и бесцветным голосом произнес:

— Ты зачислен в двенадцатый отряд, сто двадцать первую бригаду. На вечерней проверке должен стоять в своем отряде.

Мурад сдал на склад костюм, свитер, туфли и получил взамен робу, фуфайку, кирзовые ботинки и шапку-ушанку. Взяв подмышку тощий матрас, подушку и одеяло, он пошел в отряд. Шнырь отряда показал Мурад у свободную нару, записал его в регистрационный журнал и, потеряв к нему всякий интерес, заперся в каптерке.

Барак был пустым. Три бригады, входившие в состав отряда, находились на рабочей зоне. Бригада, в которую попал Мурад, занималась пошивом строительных рукавиц. Две другие работали на стройке. Мурад осмотрел помещение отряда, комнату ПВР**, умывальник и туалет. Везде были чистота и порядок. В туалете над писсуаром красовалась надпись «Подойди ближе. Не льсти себе». Мурад вернулся в спальное помещение, лег на нару и забылся тяжелым сном. Проснулся он от топота ботинок и шума голосов. Это возвращались из промзоны все три бригады, работающие в первую смену. Судя по внешнему виду, начальник колонии был прав, в основном это были «мужики», которые ни во что не вмешивались и уныло тянули свою лямку до конца.

Распорядок дня не отличался большим разнообразием. Подъем в шесть утра, скудный завтрак и выход на работу! По окончании смены — возвращение в жилую зону, обед, личное время, проверка, ужин и отбой. Праздничными были два дня в неделю. Первый — это суббота, день отоварки в лагерном ларьке, второй — воскресенье, когда в клубе показывали фильм. Затем было утро понедельника и все неотвратимо повторялось.

Азартные игры категорически запрещались. Книг было мало, читали их неохотно. Спортом почти никто не занимался. Любимым занятием заключенных было составление кассационных жалоб и прошений о помиловании. Писали во все инстанции, начиная от Верховного суда и заканчивая Красным Крестом и ООН. В каждом отряде был мастер по написанию жалоб, прошений и кляуз. За пачку сигарет он мог каллиграфическим почерком написать любое прошение и, порывшись в блокноте, найти нужный адрес. На особом месте в эпистолярном жанре стояли письма «заочницам». В этом деле здесь были настоящие виртуозы. Раздобыв где-нибудь адрес незамужней женщины, зек посылал ей первое письмо, В котором говорилось, что он бывший старший научный сотрудник или офицер запаса. В места лишения свободы попал по недоразумению. До конца срока осталось меньше года, он холостой и полон творческих планов. В конце письма была цитата из Гете, Шиллера или Шекспира. По возможности прилагалась фотография какого-нибудь красавца а родным и близким советовалось говорить, что надпись на конверте, в графе «адрес отправителя- ИТК-5» — это секретный объект, институт торпедных катеров № 5. Если переписка завязывалась, все сводилось к просьбе выслать бандероль или посылку. Самым удачливым в этом отношении был горбатый, лысый прощелыга по кличке Квазимодо. Он тонко умел играть на струнах нежной женской души, получал несколько передач в месяц и, если бы все его обещания исполнялись, то следующий срок получил бы за многоженство.