За полтора фронтовых года все эти мерзости отдалились, как дурной сон. Может, и в боевых порядках таились эти самые «стукачи», но ни разу не замечал. Люди вокруг менялись часто, а события мелькали еще стремительнее. Словом, живя об руку со смертью, обрел свободу и человеческое достоинство, распрямился парень. А перед самым концом войны, когда и звание офицерское восстановили, даже стал кандидатом в члены ВКП(б).
Всего этого ни Гильде, ни ее родителям не объяснишь. Вот и пришлось назваться комсомольцем. Кандидатский стаж уже просрочен, но из-за частых перемещений из одной военной части в другую никто ему не напоминал об этом, и он молчал, потому как все более чувствовал, что возвращаются довоенные порядки. Стало быть, могут вернуть туда, откуда взяли, — снова под надзор поселкового коменданта.
А тут еще под боком свой «стукач» объявился. Неспроста это...
И снова, как часто бывало в довоенные годы, он вдруг ощутил какую-то мерзкую пришибленность, будто в шахте глыбой породы придушило: кругом темнота, и нечем дышать...
Часов около четырех утра с улицы послышался ровный, напористый шум дождя. Он не усиливался и не стихал. Было тихо, безветренно. Этот монотонный шум как бы вернул Володю к действительности, оторвав от мрачных дум, и скоро убаюкал его.
Поднялся Володя около одиннадцати. Обычной бодрости не почувствовал. Вялость, разбитость какая-то во всем теле, но раны уже не болели, не ныли, как вчера. Это, наверно, перед непогодой они сказывались. Натягивая китель, увидел в окно, как под отвесными струями дождя снизу к арке поднимается путник. С защитной плащ-накидки стекали струи воды, а человек толкал на подъем велосипед.
— Еще кого-то несет нелегкая по такой погоде, — проворчал Володя, признав в путнике офицера, но лицо разглядеть не мог, поскольку закрывалось оно нахлобученным башлыком.
Через минуту распахнулась дверь и Чумаков, не входя в нее, с тревогой в голосе сообщил:
— Батальонный парторг приехал!
Дверь тут же захлопнулась. А Володя, не зная, что же пригнало парторга по такой непогоде, заволновался и, чтобы избежать лишних вопросов, надел фуражку, натянув ее пониже на лоб. Еще успел глянуть в зеркало: ни единой царапины не видно.
Шурша мокрой накидкой, с которой все еще капала вода, в комнату не вошел, а прямо-таки ворвался старший лейтенант Елисеев. Сдернув накидку, он швырнул ее в угол и, зло сверкая серыми глазами, вместо приветствия, запустил длинный, заковыристый мат. А потом застрочил, как из пулемета:
— Ты что, прохвост, спрятался тут в своем углу и про уставы, про дисциплину забыл! Тебе няньку или, может, личного секретаря завести, чтобы услужливо напоминал об обязанностях...
Володя хоть и не очень близко знал этого сероглазого парня, но никогда таким взволнованным не видел. И не хотелось верить в его строгость. Поэтому примирительно сказал:
— Добрые люди при встрече приветствуют друг друга, а ты вон какой мат завернул и теперь кричишь неизвестно о чем. Присядь-ка лучше, — указал он на стул возле стола, — да расскажи толком, что случилось.
— Там! — сердито повторил парторг, садясь и оглядывая свои мокрые галифе. — Не там, а тут, у тебя! И не сегодня, а три месяца назад. У тебя ж еще в апреле кандидатский стаж кончился, а ты помалкиваешь, никому ни слова! Стыдишься, что ли? Или в партию вступать раздумал?
— Погоди, Паша, не шуми, — назвал его, как и раньше, по имени Грохотало. — Авось, разберемся... У тебя ж вон штаны аж выше колен мокрые. И в сапогах, конечно, вода. Разувайся, а я отлучусь на минуту. Надо тебе и погреться, и обсушиться.
Через полчаса они уже мирно беседовали за накрытым столом. Володя скинул фуражку и в двух словах рассказал о ранении. А парторг, выясняя причину просроченного стажа, все больше видел, что судьба этого кандидата никак не укладывается в рамки устава, и упирался в тупик. В самом деле, где же взять человеку рекомендации, если в наступившее мирное время кандидатский стаж растянулся на целый год, а лейтенант Грохотало за этот год служит уже в пятой по счету воинской части? И не по своей воле менял он их. Надо отыскать трех членов партии, чтобы знали кандидата не менее года, а где их взять?
Володя сидел за столом хмурый, говорил мало и неохотно. А Павел, рассудив, что такого вопроса не смогут решить ни батальонный замполит, ни полковой, решил, что придется обратиться в политотдел дивизии. Ведь наверняка не единственный такой случай. Там-то знают, как поступить.
Читать дальше