Юрий Левин - Золотой крест

А как вас оберегали, когда вы скрывались в нашем доме! Позднее у нас прятались многие товарищи.

За помощь партизанам меня кто-то выдал гестаповцам, и я сидела в концентрационном лагере в Равенсбруке. Освобождена из неволи войсками Советской Армии. Я очень им благодарна».

А вот письмо польского мастера, который немало сделал для побега Александра Кузнецова и Аркадия Ворожцова:

«В своей заметке, помещенной в Лодзинской газете, вы писали, что вам помог убежать из плена польский мастер Лодзинской текстильной фабрики Гайера. Это — я, Генрих Гожонд. Посылаю вам фотокарточку того времени.

Теперь я работаю не в Лодзи, а в Замброве, что находится в Белостокской области».

Кузнецов внимательно рассмотрел карточку. Да, это был тот поляк-подпольщик с Лодзинской текстильной фабрики, который в тяжелую оккупационную пору, рискуя головой, помогал русским братьям. Сфотографированный во весь рост Гожонд выглядел, как и в день побега летчиков: в том же длинном широкополом плаще-реглане, в фетровой шляпе, сверху заломленной пирожком, с неизменной щеточкой усов, с глубокими морщинами вокруг рта.

Рассказав о себе, Генрих Гожонд спрашивал, где теперь Аркадий Ворожцов? Дожил ли до свободы майор Белоусов?

Но ни об одном из них Кузнецов ничего не знал. Не знал и о судьбе Марины. Где они все? Живы ли, здоровы ли?

«Нет, если бы они дождались победы, кто-нибудь да откликнулся, — рассуждал Кузнецов, о котором в журнале «Огонек» появилась маленькая заметка. — Может быть, Марина забыла про меня? Но Аркадий и Константин Емельянович вспомнили бы».

Александр достал из ящика стола раздувшуюся коленкоровую папку с партизанскими письмами и принялся перечитывать их.

В комнату вбежала Вика, теперь уже взрослая смуглянка — ученица десятого класса. Держа руки за спиной, покачиваясь из стороны в сторону, она хитровато спросила:

— Папа, ты Кузьминых знаешь?

— Знал таких.

— Тогда встречай гостей.

Вика подала отцу телеграмму. Он прочитал:

«Проездом Москвы остановимся Свердловске Хотим повидаться Марина и Иван Кузьмины».

— Ничего не понимаю, — удивился Кузнецов.

— А по-моему, все ясно, — вмешалась Вика. — Они хотят приехать к нам в гости.

— Нет, тут путаница. Ничего не пойму.

— Да что здесь непонятного?

— Отстань от меня, если ничего не соображаешь, — вскипел отец. — Причем здесь Иван? Я же сам был на его похоронах... Ты помнишь, как я у вас в школе рассказывал о разведчике Кузьмине?

— А это, может, другой Кузьмин? — не унималась дочь, желая помочь отцу разобраться в неясности.

— По-твоему выходит, что я знал полдюжины Кузьминых?

То ли второпях, то ли из-за оплошности Кузьмины не сообщили в телеграмме ни номер поезда, ни день приезда. И Кузнецов двое суток не находил себе места. «Может, какая-нибудь ветренница с телеграфа все перепутала, — недоумевал он про себя. — Они из мертвого могут сделать живого, а из живого — мертвого. Я эту телеграмму так не оставлю».

Кузнецов позвонил начальнику телеграфа, сообщил номер телеграммы, попросил сверить ее текст с Москвой и в случае ошибки пригрозился направить жалобу министру.

Не прошло и суток, как почтальон принес вторую телеграмму с теми же подписями и с припиской внизу:

«Текст сверен с оригиналом подателя телеграммы».

Оставалось только ждать.

Вечером после работы Кузнецов оделся в старый комбинезон, ушел в дровяник и занялся мотоциклом. Ползая на коленях по бревенчатому полу от детали к детали, он никак не мог допытаться, почему не действует зажигание.

Наконец, неисправность найдена. Кузнецов утер лицо рукавом комбинезона и увидел перед собой, жену.

— Заканчивай, Саша. Приехали, — сказала она.

— Оба приехали?

— Сам увидишь...

Разгоряченный работой, забыв умыться, хозяин не вошел, а вбежал в квартиру. Увидев сидевшую на кушетке Марину, схватил ее в охапку, поцеловал в щеку и спросил:

— Приехала?

— Да и не одна, а вдвоем, — ответила она.

Из соседней комнаты вышел рослый парень, по-мальчишечьи нескладный, с большими ушами, с круглым крупным лицом. Кузнецов уставился на парня широко открытыми глазами и, здороваясь с. ним за руку, обратился к матери:

— Что же это получается? Да это же стопроцентный Иван Петрович Кузьмин!

— Правильно, — согласилась Марина. — Род Кузьминых продолжается...

Хозяин и хозяйка засуетились, собирая на стол кушанья. А Марина, теперь уже солидная женщина, рассказывала:

— Была я в Москве на выставке. Свозила и сына. А взяла его потому, что решила побывать у вас. Пусть, мол, Александр Васильевич расскажет моему Ивану Ивановичу, как воевал его отец.