Юрий Левин - Золотой крест

— Вперед! — раздался голос Вацлава Забродского, который со своим взводом наступал на этом участке.

Его мощная фигура поднялась над цепью и устремилась к дороге. Равняясь на командира, бросились вперед бойцы и преградили путь немцам. Завязалась длительная перестрелка.

Когда началась следующая атака, Вацлав снова был впереди. Охваченный яростью, он бежал во весь рост, стреляя из автомата. Немецкий пулеметчик, сидевший за углом крайней избушки, заметил Вацлава и резанул по нему длинной очередью. Пули угодили в правый бок смельчака. Вацлав круто изогнулся и, падая, хрипло крикнул:

— Вперед... Доложите... Саше-летнику...

Грохот боя сменился тишиной. Улицы города казались пустынными, безлюдными. Лишь с восточной окраины доносилась пулеметная дробь.

Разведчики, выдвинувшиеся на пять километров севернее Михува, доложили:

— В лесу замечено скопление немецких войск. Имеются танки.

Командир бригады выдвинулся на северо-восточную окраину Михува и, разместившись на четвертом этаже каменного дома, откуда хорошо был виден темнеющий массив леса, перегруппировал свои войска.

Вскоре четыре немецких танка медленно, словно щупая каждый клочок земли, поползли к Михуву. Короткими перебежками двинулась пехота.

Партизаны были наготове. И когда высоко в небе сверкнула условленная красная ракета, разом заговорили автоматы, винтовки, пулеметы, противотанковые ружья. Немецкая пехотная цепь залегла.

С флангов партизанские бронебойщики ударили по танкам. Два из них загорелись, дымя курчавыми клубами, а остальные, воровато повернув влево, юркнули в лес.

Быстрая, расправа с танкистами помогла партизанам еще больше усилить натиск на флангах. Вражеская пехота оказалась в полукольце.

Тем временем отряд, находившийся в резерве комбрига, продвинулся по полю севернее Михува и проник в лес, из которого противник начал наступление. Удар с тыла ошеломил немцев. И они, убегая из мешка, прекратили сопротивление.

Уже позднее Александр Кузнецов забежал на квартиру, где лежал Вацлав Забродский.

— Умер, — сообщила хозяйка.

Комбриг опустился на колени и у изголовья разведчика прошептал:

«Прости, тетя Ядвига. Не сберег твоего сына...»

Михув быстро преобразился. Ожили его улицы, бойкий говор, смех послышались вокруг. Горожане собрались на площади, чтобы приветствовать поднявшихся на балкон руководителей партизанской бригады. По площади разнеслись радостные возгласы на польском языке:

— Да здравствует свобода!

— Слава братьям-партизанам!

Ян Тыдык поднял руку. Площадь затихла. Секретарь окружкома партии предоставил слово командиру бригады.

Александр Кузнецов, волнуясь, подбирая польские слова, сказал:

— Поздравляю жителей Михува с днем освобождения от гитлеровских захватчиков. Теперь ни один фашист не ступит ногой на улицы вашего города.

Эти слова потонули в тысячеголосом шуме. Вверх взлетели кепки, шляпы, конфедератки, платки, живые цветы.

— От имени командования бригады, — продолжил Кузнецов, — я прошу жителей города соблюдать полный порядок и спокойствие, оказывать нужную помощь партизанам. Борьба с врагами еще не окончена.

К вечеру бригада контролировала все дороги вокруг города. Партизаны, овладев несколькими складами, запаслись боеприпасами и продовольствием. Раненых поместили в городскую больницу, куда пришли многие врачи и сестры, до сих пор скрывавшиеся от немцев.

На следующий день отряд, располагавшийся у кладбища, продвинулся восточнее, к берегам небольшой речушки.

Минул час, другой, третий...

Из рощи, которая зеленым квадратом лежала правее михувского тракта, выполз танк, потом второй.

Партизаны насторожились. Танки направились не по дороге, а значительно левее ее. «Ищут обходных путей», — подумал Кузнецов.

— Разрешите их встретить, товарищ командир, — вызвался Иван Кузьмин, показывая на гранаты, выложенные вряд на бруствере.

— Стефан Влоцкий, Анджей Лисняк, — обратился командир к двум молодым парням, — пойдете с Кузьминым.

— Стопроцентный порядок, — заметил Кузьмин и сказал напарникам:

— Захватите побольше гранат.

Кузьмин, Влоцкий и Лисняк вышли к мосту. А затем передвигались вдоль речки ползком.

Танки у берега в копнах сена встали в засаду. А солнце пекло невыносимо. Раскаленная броня, как видно, разморила танкистов. Из верхнего люка одной машины вынырнула голова. Немец осмотрелся и вылез на броню. За ним выбрались остальные.