Николай Логинов - Что было, то было (повести, рассказы)

А то вдруг забирала тоска, голову стягивали обручем тяжелые думы: жив ли уж Василий, не вдова ли она, не стал ли ее Сашенька сиротой?.. Унять эти думы было нелегко. Они уносили Ольгу на заставу, но не на ту, объятую тишиной, где она жила больше года, а на заставу тревожного военного утра — с грохотом, с пожаром. В эти минуты ей виделся Василий неласковым, отчужденным. Она же знала, что он не такой, и старалась представить его всегдашним — добрым и смешливым. Тоска от этого сильней сжимала сердце, и, не будь рядом Ирины, Ольга не раз нарыдалась бы. А у Ирины своя боль. Несравнимая. Мужество ее заставляло Ольгу сдерживать себя, не падать духом. Только о другом она не догадывалась: Ирина всеми силами берегла ее покой. Так они, не сговариваясь, не показывая виду, обе заботились друг о друге.

Уже было съедено содержимое узелка, приготовленного путевым обходчиком в дорогу Ольге, сменяны на продукты Васины часы, издержаны деньги — иногда удавалось кое-что купить из съестного. Был потерян счет дням. А дорога все не кончалась…

Их состав из разнобойного товарняка стоял на дальних путях станции Всполье. Занималось раннее утро. Солнце, чуть поднявшееся над горизонтом, еще не грело. Вдали виднелся Ярославль с заводскими дымящими трубами.

Сашка расхныкался. Ольга пыталась угомонить его, совала в рот грудь. Он жадно хватал ее и тотчас выталкивал язычком.

— Может, жар у него, — сказала Ирина. — Дай потрогаю головку.

— Голодный он, — ответила Ольга.

— Так почему грудь-то не берет?

— А что в ней толку? Ни капли молока.

— Попей воды, — кивнула Ирина на чайник.

— Все вода и вода… Тошнехонько!

— Верно. А мне тебя больше нечем попотчевать. Но я в долгу не останусь. Вот увидишь.

— Да разве я об этом? — стихла Ольга. — Променять бы шинель, что ли, и поесть досыта.

— Кому ж променяешь? Не будешь кричать: «Меняю шинель на то на се! Подходите! Налетайте!»

Из-под вагона показалась непокрытая сивая голова, подстриженная горшочком, вынырнул и ее обладатель — коренастый мужик с пухленькими румяными щечками, с палевой широкой бородой. Через плечо у него висела замусоленная кожаная сумка с латунным запором, за спиной на лямках — обыкновенный рядной мешок, и не пустой.

— Ась? Что меняете, молодайки? — заглянув в открытую дверь вагона, бойко, тоненьким бабьим голосом спросил мужик.

Ирина даже вздрогнула от неожиданности:

— Ой, кто это?!

— Русский человек. Проходящий, — ответил мужик. — Коновал я, — бесцеремонно признался он. — Ваш состав не в тую сторону едет? — кивнул вперед.

— А тебе куда надо?

— В Котельнич. Слыхали про такой град?

— Это в Котельниче три мельничи — паровича, воденича, ветренича?.. По пути. Садись! — поглядывая на мешок коновала, не без умысла пригласила Ирина. — У нас тут мягко — на сенной перине поедешь. И не тесно нынче. Залазь! Давай руку.

Саша на какие-то минуты было притих, а тут вдруг подал голос. Коновал, занесший ногу на проволочную лесенку, отпрянул.

— А-а, ребенок! Пискун! Не, не! Беспокойно. Не поспишь. Не та фатера…

Ирина хотела кинуть в ответ: «Сам ты пискун!» — да спохватилась: обозлишь мужика, а у него в мешке — уж точно! — провизия.

— Дак что меняете-то? — снова спросил он.

Ирина вынесла на свет шинель.

— Вот. Дорогая память, но приходится. Голодаем, человек добрый.

Он взял шинель в руки, на весу оглядел со всех сторон и сверху вниз, ощупал. Неопределенно оценил:

— Ничего…

— Новешенька!

— Какого роду войско-то?

— Видишь, зеленые петлицы. Пограничник, значит.

— Что ж, беру.

— Вот спасибо тебе.

— Ярушник без ряды.

— Что?! Да ты в своем уме?! — взъярилась Ирина.

— Что это такое — ярушник? — спросила у нее Ольга.

Ирина объяснила:

— Да такой кругленький хлебец из ячной муки. Килограмма полтора-два.

— Смеется он, жадюга?!

— Вертай шинель! — наклонившись, протянула руку Ирина. — И катись ко всем чертям, поганец! Еще говорит — «русский человек».

— Ну-ну, полегче ты, беженка! — оскалился коновал. — Может, еще краденая…

Ирина окончательно вышла из себя:

— Да ты знаешь, где сейчас этот лейтенант, чья шинель?! Кровь проливает в бою за твою поганую душонку! А его жена вон в пути родила… Голодная вместе с ребенком. Уматывай с глаз долой, паскуда!.. Русский он… Фашистом от тебя воняет!..

Мужик нырнул под состав. Поостыв немного, Ирина сказала:

— Да, это не твой Михалыч… Разные люди-то… Гад какой-то!

Другая в то утро встреча выручила их.