Иван Свистунов: Жить и помнить

Но что делать с членами делегации, за которых он теперь отвечает? Большинство из них, правда, люди серьезные, положительные. Но и тут, как известно, доверяй, да проверяй. А есть в составе делегации и такие типы, что хоть стой, хоть падай! Когда б воля Алексея Митрофановича, он бы и на пушечный выстрел не подпускал их к государственной границе.

Вот почему Алексей Митрофанович, заботясь об укреплении политико-морального состояния делегации, налегал на беседы, особенно душевные, индивидуальные. Он поставил перед собой задачу при каждом удобном случае, как бы невзначай, напоминать членам делегации о святом долге высоко держать честь и достоинство советского человека за рубежом.

Первую такую беседу Алексей Митрофанович провел еще перед отъездом из Москвы, и, надо сказать, делегаты слушали внимательно, задавали вопросы, некоторые даже что-то записывали. Это радовало. Чувствовалось — до самого сердца дошли слова руководителя. Но нашлись, увы, и такие нигилисты (их Алексей Митрофанович успел приметить), которые строили усмешки, переглядывались, шушукались. Он даже услышал за спиной явно в его адрес брошенное: «Осколок!»

Было похоже, что это сказал один забойщик из Воркуты, лохматый парень со стиляжьими бакенбардами — В. В. Самаркин. На всякий случай Осиков сделал соответствующую пометку в своей записной книжке, или, как он сам выражался, взял Самаркина на карандаш.

Первым делом Осиков решил заглянуть в купе, где разместились «воркутинские каторжники», как про себя окрестил он лохматого нигилиста и его дружка. Их купе вообще казалось ему неблагонадежным. Только гражданка Курбатова не вызывала особых сомнений. Женщина серьезная, положительная, врач-терапевт. Едет на могилу мужа, погибшего в Польше. Должна себя соблюдать.

Зато остальное население купе — хоть оторви да брось! Те самые два забойщика из Воркуты, ребята травленые, пробы негде ставить. Не успели отъехать от Москвы, как они сразу же отправились в вагон-ресторан. Пили там водку (как потом выяснил Алексей Митрофанович у официантки — по двести граммов) и вели оживленную беседу с подозрительным типом в ярком клетчатом импортном свитере и с трубкой в зубах, выдававшем себя за театрального администратора.

Сомнения внушал и четвертый пассажир купе — П. С. Очерет. Правда, по анкетным данным, у него все было в высшей степени благополучно: гвардии старшина запаса, воевал, сейчас руководит бригадой коммунистического труда, человек семейный, член партии, депутат райсовета. Но почему уж который час сиднем сидит Очерет у окна, что-то высматривает, наблюдает, даже шепчет про себя. Нет чтобы, как другие нормальные люди, забить «козла» или поваляться на боку. Странно!

Учитывая все обстоятельства, обход подопечных Алексей Митрофанович Осиков решил начать именно с этого купе. Внимательней присмотреться к его обитателям, побеседовать, установить, как говорится, живую связь.

— Ну-с, как едем, товарищи? Какое настроение? Какие возникают вопросы? — бодро повторил Алексей Митрофанович. Такое начало он считал весьма удачным для установления контакта с членами делегации.

Но привычная формула не сработала. Слова руководителя, которые должны были растворять сердца и души, ударились, как мошкара о стекло. Один из воркутинцев, неуклюжий и флегматичный парень — Федор Волобуев, — увидев Осикова, откровенно пренебрег душевной беседой и демонстративно повернулся к стене, показывая начальству метровую спину. А еще комсомолец!

Василий Самаркин, правда, не последовал примеру своего дружка, продолжал лежать на спине, но и он с преувеличенным вниманием рассматривал потолок, на котором, кроме круглой тарелки вентилятора, ничего интересного не было.

Что же касается Очерета, то он даже ухом не повел (вот тебе и бригадир!). Уставился в окно. Молчит. Всматривается. Видать, цель какую-то имеет. А какую? Дорога, между прочим, важная, стратегическая, на Запад. Тут и казармы, и аэродромы, и промышленные предприятия. Какое может быть праздное любопытство?

Только гражданка Курбатова, как женщина воспитанная, деликатная, поддержала разговор:

— Спасибо. Все в порядке.

Осиков вздохнул.

— Да, миссия у нас сложная, даже ответственная. Ведь мы не просто туристы, путешественники, какие-нибудь там наблюдатели, — и покосился на Очерета. — Мы, можно сказать, посланцы советского народа, в некотором роде его полпреды. По нашему поведению там, за рубежом, будут судить о всех советских людях — строителях коммунизма.