Карпов Васильевич - Портрет лейтенанта

На рассвете в квартире Теремовых длинно и тревожно зазвонил телефон. Раньше домой командиру полка так никогда не звонили. Проснулись все сразу - и Николай Петрович, и Лидия Максимовна, и Саша.

Майор поднял трубку, хриплым со сна голосом сказал:

– Слушаю.

Александр прибежал из своей комнаты на необычный звонок. Он остановился у распахнутой двери. В комнате стоял предутренний сумрак, но Александр увидел, как изменилось лицо отца.

– Вы ничего не напутали? - строго спросил Николай Петрович и тут же добавил: - Немедленно дайте сигнал тревоги.

Сыну коротко бросил:

– Одевайся!

Лидия Максимовна бегала по квартире, помогая мужчинам собраться. В помощи этой не было необходимости - два «тревожных» чемодана в «боевой готовности» постоянно стояли в передней.

Последние недели были беспокойными. С границы приходили настораживающие сообщения: то группы немецких офицеров появлялись у пограничной реки, то слышался рокот множества танков по ночам, то фашистские самолеты залетали на нашу сторону. Об этом все знали. Военные, да и не только они, понимали, что это значит.

В семье Теремовых хорошо знали, о чем можно говорить и о чем нельзя. Поэтому Лидия Максимовна не спрашивала мужа о тревожных слухах. Ждала, пока он скажет сам, если сочтет нужным. Но как только ударил этот необычный ночной звонок, Лидия Максимовна сразу все поняла. В голове закружилась, затрепетала, больно забилась, словно птица, угодившая в сеть, одна-единственная мысль: «Неужели началось? Неужели война?»

Она не решилась задать мужу страшный вопрос. А он молчал. Только у двери, когда Николай Петрович уже вышел на крыльцо, спросила:

– Коля, а мне что делать?

– Оставайся здесь. Поговори с женами командиров, успокой детей. Я думаю, это ненадолго.

По лагерю, в густом еще между деревьев сумраке, мелькали темные фигуры бегущих красноармейцев. За высокими кустами недалеко от жилых домов, там, где размещались склады, стучали деревянные повозки, тукали копыта лошадей, кто-то сдавленно кричал:

– Но-о, прими назад! Прими, говорю, не проснулся, черт лохмоногий!

Не сказав друг другу ни слова, отец и сын побежали каждый на свое место: майор - к штабу, Александр - в роту.

Через час полк выступил в сторону границы. До нее было недалеко - километров сорок. Утро выдалось солнечное, яркое, радостное. Просто не верилось, что началась война. Лишь вдали был слышен гул артиллерийской стрельбы. На большой высоте пролетели черные самолеты с незнакомыми силуэтами. Кто-то весело крикнул «Воздух!», но колонны даже не рассыпались, всем было ясно, самолеты идут куда-то дальше. Полк продолжал шагать длинной тысяченогой гусеницей, поднимая не очень густую пыль с плотно укатанного проселка. Лица у бойцов веселые, задорные:

– Сейчас мы им покажем!

Приказ был короткий и ясный: выбить врага, вторгшегося на советскую землю, дойти до пограничной реки и остановиться.

Всем хотелось поскорее выполнить этот приказ.

У выхода из полкового городка стояли женщины и дети. Женщины успели надеть нарядные платья, наспех причесались - соблюдали традицию. Когда полк уходил на учения или возвращался с высокой оценкой, было принято семьями выходить к воротам, в лучших платьях, с цветами. Хоть и мало было времени, хоть и тревожно было на душе, все же решили и сегодня провожать полк, как всегда.

Александр крикнул матери:

– Не волнуйся, к вечеру будем дома!

Ему энергично замахали мальчишки и девчонки, а некоторые женщины почему-то заплакали. «Молодой ты мой петушок, - с трудом сдерживая слезы, подумала Лидия Максимовна. - Где уж там к вечеру. Хорошо, если через неделю вернетесь. А ты, со своей горячностью, как бы там навсегда не остался…»

Александр шагал торопливо, на душе у него было тревожно и торжественно. Он был уверен, что сегодня обязательно отличится в бою, все узнают о его храбрости. Ему хотелось только одного - чтобы это произошло побыстрее.

Однако на первых километрах марша случилось непонятное. На полк вдруг один за другим стали пикировать самолеты. Бомбы завыли так, словно небо рушилось на землю. Вой этот был настолько незнакомый и страшный, что сердце замирало и останавливалось. Земля дрожала от мощных взрывов. Черные всплески вскидывались выше деревьев.

Закричали раненые. Выворачивая дышла, давя людей, помчались обезумевшие от страха лошади.

А над всем этим в выси сияло яркое праздничное солнце. Александр увидел это солнце потому, что лег на спину. Так полагалось при налете авиации: чтобы удобнее стрелять вверх. Он взял винтовку у одного из своих красноармейцев и стал искать глазами цель. Но самолеты валились на полк прямо из солнца. Стрелять было невозможно. Солнце слепило, и слезы застилали глаза. А пикировщики все падали и падали из огненного диска. Казалось, что их сотни.