Борис Шапталов - Испытание войной – выдержал ли его Сталин?

Выйдя из кабинета, Шапошников сказал Жукову:

– Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным.

– Тогда зачем же спрашивали мое мнение?

– Не знаю, не знаю, голубчик! – сказал Борис Михайлович и тяжело вздохнул (5, с. 369–370).

Верно ли излагал мемуарист свою позицию или выгораживал себя, но фактом остается главное: в самый критический период началось щедрое распыление сил и средств по всем фронтам и направлениям. В соответствии с директивой от 5.01.42 г. из одиннадцати резервных армий, находившихся в распоряжении Ставки (а вернее, Сталина), Волховский фронт получил две, Западный – три, Брянский – одну, Юго-Западный – одну… В результате нигде не хватало сил, нигде противник не был разбит, нигде не были достигнуты первоначально поставленные цели. Г.К. Жуков, с горечью вспоминая это скоропалительное безответственное решение Верховного, утверждал: «А если бы эти силы и средства были брошены на западное направление, я голову даю на отсечение, что, безусловно, противник был бы смят, разгромлен и отброшен по крайней мере, на линию Смоленска. Тем более левое крыло Северо-Западного фронта продвинулось чуть ли… не к Витебску… На этом направлении можно было запустить еще две армии дополнительно и оттуда нанести во фланг и тыл удар всей центральной группировке. А сил не было» (6, 1990, № 8, с. 95). Это, в свою очередь, стало прологом к серьезным неудачам, которые постигли Красную Армию в апреле-мае.

Но это впереди. Пока что, вспоминая события зимы 1942 г., Г. Блюментрит продолжал удивляться малопонятной ему стратегии наступающих: «Что-то вроде чуда произошло на южном фланге 4-й армии. Нам было непонятно, почему русские, несмотря на их преимущество на этом участке фронта, не перерезали дорогу Юхнов – Малоярославец и не лишили 4-ю армию ее единственного пути снабжения. По ночам кавалерийский корпус Белова, который во второй половине декабря причинил нам так много беспокойства, продвигался в нашем глубоком тылу по направлению к Юхнову. Этот корпус достиг жизненно важной для нас коммуникации, но, к счастью, не перерезал ее. Он продолжал продвигаться в западном направлении и скрылся где-то в огромных Богородицких болотах» (3, с. 106).

А дело в том, что 1-му гв. кавкорпусу было приказано пробиваться к Вязьме, на соединение с 33-й армией, наступавшей от Наро-Фоминска. Цель была вполне оправданна: через Вязьму шло снабжение не меньше половины дивизий ГА «Центр». Так что овчина стоила выделки. Но силы… Их было опять слишком мало, что решить столь масштабную оперативную задачу.

Выполняя приказ, 27 января кавкорпус прорвался через шоссе Минск – Москва в 35 км от Юхнова (о чем и вспоминал Блюментрит) и 30 января достиг Вязьмы. Туда же 1 февраля пробились три стрелковые дивизии 33-й армии. В этот район были выброшены десантные части и стянуты партизанские соединения. Но 4 февраля немцы сумели перерезать коммуникации советских войск, – будто показывая, как это надо делать, – и восстановить линию фронта. Две попытки пробить коридор к окруженным силами 49-й и 50-й армий окончились неудачей. Окруженцам пришлось перебазироваться в леса, где они вели борьбу еще целых два месяца! В апреле, при прорыве из окружения, командующий армией генерал Н.Г. Ефремов был ранен и, чтобы не попасть в плен, застрелился. Из кольца удалось выйти остаткам кавкорпуса и десантных частей, но произошло это уже в начале июня.

Немецкие войска к середине зимы оправились настолько, что сами перешли к активным действиям. Ими было использовано то обстоятельство, что подавляющая часть операций советских войск проводилась в районах, занимаемых главными силами группы армий «Центр». Это позволяло немецкому командованию относительно легко маневрировать своими частями, даже невзирая на тяжелые погодные условия.

5—6 февраля началась операция по окружению 29-й армии Калининского фронта, наступавшей на Ржев с севера. 17 февраля клещи сомкнулись. С 18 по 28 февраля 29-я армия вела бои за выход из окружения. Назад вернулось лишь 5200 человек, из них 800 раненых.

Парадоксально, что в условиях зимы, тяжелых оборонительных боев, утраты вермахтом стратегической инициативы последовательно окружались не немецкие, а все также советские войска! Но этот парадокс вытекал из порочной стратегии советского Верховного командования.

Наступление наших армий все больше теряло форму, и дальнейшие действия стали сводиться к затяжным кровопролитным боям за отдельные пункты и районы. Но всему есть предел. «Переутомленным и ослабленным войскам становилось все труднее преодолевать сопротивление врага, – вспоминал Г.К. Жуков. – Наши неоднократные доклады и предложения о необходимости остановиться и закрепиться на достигнутых рубежах отклонялись Ставкой. Наоборот, директивой от 20 марта 1942 г. Верховный вновь потребовал энергичнее продолжать выполнение ранее поставленной задачи» (5, с. 376). В упоминаемой Жуковым директиве требовалось продолжить уже выдохнувшееся наступление, чтобы выйти на линию г. Белый – Дорогобуж – Ельня – Красное, т. е. примерно на ту линию фронта, что проходила в сентябре 1941 г. Тем самым предусматривалось все то же фронтальное оттеснение немецких войск из Ржевско-Вяземского выступа к Смоленску.