Виктор Смирнов - Лето волков

– Кто он ей? – поинтересовался Иван.

– Никто. Его тут не знают. И сама Малашка не знает. «Порожний по́хорон».

– Она ж его по имени…

– Какое имя схотела, такое дала. Девок много, женихов нема и не будет. А Малашка переспелая. Выходит, вроде жених погиб, ей другой авторитет, а не то шо была не нужная. Оно и есть «порожний по́хорон»!

– Ой же мой ясноглазый Саничко, вже не постучишь ты в мое оконце, вже не покличешь на свиданку, не подаришь мне монисточка, хочь самого простого…

– Душевно провожает, як ро́дного – вздохнул Попеленко.

– Молодой хлопец, жалко, – пробасил Климарь.

– Война, – Попеленко снова извинялся. – Тыщи гибнут.

– Тыщу не жалко. Одного жалко.

За Иваном и Климарем пристроился Васька Попеленко. Босой, в распахнутой, без пуговиц, рубахе, обтрепанных штанцах, он ежился на утренней прохладе. На ходу поглаживал Буркана.

– Чего вяжешься, шкет? – Климарь по-волчьи повернулся всем тяжелым туловом.

– Я, дяденька, за вами. Може, сальца нутряного, мамке борщу затолкти!

– Я тебе по шее натолку!

Васька отстал. Посмотрел на Климаря с недетской ненавистью.

…У плетня Кривендихи уже собрались те, для кого забой хряка событие. Дверь сарая была открыта. Парила у входа бадейка с кипятком. Два снопа свежей соломы уже раздергали на пуки. Доносились похрюкиванье борова, голос хозяйки. Буркан повизгивал, скулил, суетился: знал, к чему идет дело. Климарь хотел было привязать пса к забору, но не обнаружил веревки на шее.

– Вот зараза: двойной узел развязал.

Буркан увернулся от сапога. Забойщик, глядя на любопытствующих глухарчан, решил перекурить. «Катюша» у него была под стать самому: кремень в полкулака и обломок здорового рашпиля. Трут начал дымить от попавшей искры. Климарь раздул его, приложил к самокрутке, втянул первый дымок, пыхнул. Тарасовна, Мокеевна, Малясы смотрели так, будто впервые видели чудо раздувания огня.

– Шо я им, артист? – буркнул Климарь, но без всякого раздражения.

Притащил колоду. Воткнул топор. Дал Ивану ножи и оселок.

– Лейтенант, раз ты в помощниках, намантачь ножей! Как завалю, ты переднюю левую ему отставляй! Чтоб я в самую царь-жилу!

Иван, поплевав на лезвие, начал править острие. Краем глаза наблюдал, как у Варюси открывается калитка, и Гнат, с пустым мешком, пятясь и кланяясь, по своему обыкновению, отправляется в свой обычный поход в лес.

Варюся постояла на крыльце, глядя на собрание односельчан у двора Кривендихи. Размышляла.

Кривендиха, с пустым ведром, чуть не плача, вывалилась из сарая.

– Вот так, ро́стишь, ро́стишь, а потом под нож!

– А детей шо, на вечную жизнь рожаешь? – засмеялся Климарь.

Он набросил дужку ведра на руку, попробовал пальцем лезвия ножей.

– Добре намантачил, – сказал Ивану. – Ну, пошли…

В сарае было темновато. Боров издал визг предчувствия. Забегал. Горбыль загородки затрещал от его метания. Климарь, выполняя ритуал, позвякал ножами, лезвие о лезвие, как бы дообтачивая.

– Гляди, под руку не подвернись, лейтенант. А то вместо кабана тебе в царь-жилу попаду…

Размяв массивные плечи, он ударил забойником в стойку. Яшка заверещал так, будто острие вонзилось не в дерево, а в него. Климарь воткнул рядом второй нож. Посмотрел на лейтенанта, стараясь в полутьме оценить впечатление.

– Дверь закрой, а то еще выскочит! Правда, с моего удара не выскакивают.

Забой кабана, как некогда добыча мамонта. Появлялись новые зрители.

– От забойщик так забойщик – любого кнура завалит, хочь на двенадцать пуд, – заявила Попеленчиха, пришедшая с грудником на руках.

– Климарь в лесу живет. Слово звериное знает, – заметила Тарасовна.

– Господи, сколько ж грошей надо, шоб такого борова вырастить, – вздохнула Малясиха.

– По совести надо жить, а не по деньгам, – сказал Маляс, подняв поучающе палец. – По науке марксизьма.

Варя, решившись, накинула на плечи «варшавский» платок с бахромой, отливающий серебром. Пошла к собравшимся медленно, будто нехотя.

Появились участницы «порожнего похорона», компания бойких девчат – Орина, Малашка, Галка и Софа. Они управились со своим делом, вытерли слезы и теперь весело болтали. Софа, как всегда, стреляла шелухой от семечек, подобно зенитному автомату, выбрасывающему пустые гильзы.

– Быстро схоронили! – съехидничала Малясиха.

– Там Голендухи закапуют, – объяснила Орина. – А у нас слезы кончились.

– Ой, девки, – сказал Маляс. – Раньше цельный день плакали. Понимали!