Максим ограничился нормальным пожатием. Потом по-братски обнял Галкина за хрупкие юношеские плечи и решительно повернул его лицом к двери в землянку.
Давно ушла Рита со своим провожатым, давненько поуспокоились матросы, занялись будничными делами, а Максим все еще ощущал необъяснимую смутную тревогу, все еще думал о своем разговоре с солдатом Галкиным.
Итак, появился соперник. С точки зрения Максима — не очень серьезный, но соперник. Тогда почему он, Максим, не испытывает к нему ничего, кроме сочувствия? Почему сам не рванулся провожать Риту, доверил это тому, кто откровенно заявил, что будет добиваться ее любви?
Долго, даже мучительно думал над этими вопросами и не нашел ответов.
Казалось, совсем недавно Рита ворвалась в землянку и взволнованно-радостно оповестила о начале нашего наступления под Москвой; казалось, и вовсе недавно рядом постоянно были мичман Мехоношин, Василек-Одуванчик, Серегин и другие матросы взвода. Но это только кажется, что совсем недавно: уже две недели минуло с тех пор, как он, лейтенант Малых, расстался с ними. Хочется верить, что лишь на короткое время.
Из родной землянки он ушел гак буднично, что даже не простился с товарищами. Просто ему по телефону предложили сейчас же явиться к командиру роты. Приказание обычное, ну и не насторожило ни его, ни матросов. А командир роты, только поздоровавшись, переправил к комбату, тот — в штаб бригады.
А вот в штаб бригады Максим не попал: буквально в нескольких метрах от штабных землянок стояла «эмочка», вымазанная белой краской. Из нее и вышел полковник, в котором он без труда узнал человека в штатском, недавно беседовавшего с ним. Полковник ответил на молчаливое приветствие Максима и жестом приказал ему сесть в машину на ее заднее сиденье. Лишь устроившись рядом, он сказал:
— Будем считать, что с этой минуты вы не имеете ни воинского звания, ни фамилии. Вы — просто товарищ Максим.
— Прикажете спороть нарукавные нашивки?
— Нет, их мы оставим в неприкосновенности. Чтобы вам не браться за иголку, когда вернетесь… Или вы принципиально против обыкновенного пиджака? — пошутил полковник.
А дальше, когда они приехали в штаб армии, все закрутилось и вовсе в неистовом темпе: сначала с ним очень кратко поговорил незнакомый генерал, подчеркнув, что задание ему, товарищу Максиму, доверяется ответственнейшее, пожелал удачи и кивком отпустил; потом в какой-то пустой квартире он переоделся в штатское, а в другой — состоялось его знакомство с новыми товарищами. Они тоже были в штатском, они тоже имели только имена — Николай, Борис и Василий.
Здесь, когда они оказались вместе, и было официально дано задание: установить связь с теми товарищами в Эстонии, которых лично знает товарищ Максим. И еще было сказано, что товарищ Николай — командир группы, командир с неограниченными правами.
Николай — настолько бровастый, что казалось: он все время сердится на себя, на всех и на все; но стоило ему однажды улыбнуться, как Максим проникся к нему самой искренней симпатией.
Борис — обыкновенный человек лег под сорок. Максим мысленно отметил, что у него нет особых примет; мимо такого человека, вообще не заметив его, можно запросто пройти, если это произойдет на людной улице.
А у Василия было что-то от Одуванчика. Может быть, такие же ясные глаза, в которых, хотя момент и был чрезвычайно серьезный, мелькали смешинки?
Таковы были первые впечатления о новых знакомых. Но теперь, когда он неразлучен с ними уже более двух недель, он многое мог бы порассказать о каждом из них. И прежде всего — искренне и с полной ответственностью заявил бы, что они надежнейшие товарищи.
Причем (и это особенно заинтересовало Максима, очень понравилось ему) Николай был старшим группы, как сказал полковник, командиром с неограниченными правами, но командовал так тактично, что товарищи и не замечали этого; он просто, словно советуясь, вдруг говорил, что сейчас нужно сделать то-то или поступить так-то. И сказанное им было настолько естественно, настолько органично вытекало из окружающей обстановки, что остальным оставалось только согласиться с его мнением.
После того как проскользнули через фронт, шли по маршруту, который указывал Максим. От лесного урочища — к хуторку, от хуторка — через болото к новому лесу. Причем (и это крайне удивило Максима) он, оказывается, настолько хорошо запомнил путь, по которому прошел с Ритой только раз и несколько месяцев назад, что, осмелев, даже называл отдельные приметы, которые должны вот-вот открыться их глазам.
Читать дальше