Олег Селянкин - Только вперед! До самого полного!

Сказано — вроде бы полегче стало.

Матросы долго молчали. Он не торопил их, он прекрасно знал, о чем они думали. Пушке на сутки всего два снаряда… А если фашисты попрут в атаку? В одну из таких, какие еще недавно были?.. Значит, на артиллерию теперь особо не надейся, больше на свои силы, на свою смекалку полагайся…

— Что-то стало холодать, не пора ли нам поддать.

Это пробормотал Василий. И, не дожидаясь согласия товарищей, аккуратно положил в печурку несколько сухих щепочек, подпалил их. Теперь, когда в печурке расцвели яркие языки пламени, стали видны бревна наката; недавно они были стенами одного из дачных домиков. На самой восточной окраине Петергофа стоял тот домик.

— Не знаете, лейтенант, по всему нашему фронту такой приказ или как? — наконец спросил мичман Мехоношин — заместитель Максима и вообще, как считал лейтенант, его правая рука. — Мне думается, не должно бы по всему фронту.

Конечно, проще всего было бы ответить утвердительно или заявить, что и он, лейтенант, так же мыслит, но Максим не мог врать этим людям и отрывисто бросил:

— Не знаю.

— А на какой срок такая норма установлена?

— Тоже не знаю.

В жизни Максима, пожалуй, еще не бывало таких тяжелых минут, как эти. В душе он молил, чтобы матросы разговорились, даже раскричались. Тогда бы он, тоже распалившись, прямо рубанул бы им, что, когда город в осаде, и не такое ожидать можно, что все эти ограничения — и продовольственные, и на боезапас — явление, бесспорно, временное. Но матросы молчали.

В этот момент, когда Максиму казалось, что вот-вот должно все же что-то произойти, в землянку ворвалась Рита, едва ступив через порог, поднесла руку к солдатской пилотке и задорно выпалила:

— Здравствуйте, товарищи краснофлотцы!

Сразу же, как только Максим принял взвод, матросы, неизвестно от кого, узнали о всех его недавних злоключениях и сердцем приняли Риту, объявили ее невестой своего лейтенанта. Тогда же и зародилось это шутливое обращение Риты, на которое матросы обычно дружно рявкали: «Здрас, товарищ лейтенант…ша!»

Рита восторженно смеялась, а он, Максим, несколько смущенно поеживался, хотя в душе всегда радовался и приходу Риты, и тому, что матросы искренне и очень доброжелательно признают ее своей.

А вот сегодня никто не подхватил ее шутки. Лишь Василий сказал, не пряча раздражения:

— Пусть и твой Чучероне заходит. Еще околеет под елкой, пока ты здесь с лейтенантом шушукаешься, а спрос опять с нас, рядовых.

— Нет его, мальчики, сегодня удрала я от него! — рассмеялась Рита.

«Чучероне» — солдат Илларион Галкин. Низкорослый — только по плечо Рите, — он служил в той же части, где она была переводчицей, и, если ему удавалось, обязательно сопровождал ее, когда она урывала часок и забегала к морякам. В шинели, сидевшей на нем балахоном, в ботинках с обмотками и в пилотке, почему-то опиравшейся на его уши, он являл собой что-то несуразное, по ошибке напялившее на себя военную форму. Кроме того, хотя он и уверял, что сопровождает Риту лишь в силу обстоятельств, от матросов не укрылись его влюбленные глаза, и они беспощадно донимали его подначками. Но тот оказался еще и на удивление безответным. Единственное, на что у него хватало отваги, когда шутки особенно больно ранили его, — отойти в сторонку и сидеть или стоять там до тех пор, пока Рита не начинала собираться в обратный путь.

Когда Василий впервые обозвал его «Чучероне», Рита сказала, сверкнув глазами и нахмурившись, что не знает такого слова, хотя вроде бы и имеет соответствующее образование. Но Василий не смутился, моментально ответил:

— Слова создаются человеком. Это наукой доказано. Так вот, это слово — личное мое кровное детище. «Чичероне», надеюсь, тебе ведомо? «Чучело» — и подавно? Мое из этих двух образовано. А буква «ры» исключительно для маскировки использована. Кто ее не выговаривает, тот в самую цель бьет… Между прочим, а как ты его зовешь, когда вы с ним с глазу на глаз остаетесь? Иликом? Ларчиком?.. Конечно, это дело вкуса каждого индивидуума. Однако, если быть честным, Чучероне — звучит таинственно, в нем этакое благородство угадывается.

Сколько же времени прошло с тех пор, как впервые было произнесено это слово? Всего лишь два месяца? Но зато каких: ведь стольких товарищей, первыми услышавших его, теперь нет и никогда не будет…

Сняла Рита свою шинель, села на нары рядом с Максимом — матросы сразу же засобирались, им сразу же потребовалось срочно сходить по каким-то своим делам. И опустела землянка. Теперь только Максим, Рита и теплая печурка оставались в ней.