Внизу было темно, как я ни напрягал зрение, но рассмотреть что-либо под собой не удавалось. Земля все-таки неумолимо приближалась, это можно было понять и ничего не видя. Наверняка знал я и другое: там ждет нас враг. Главное, не попасть бы ему прямо в руки, по-глупому, в момент приземления. Но вот глаза стали различать бегущий навстречу темно-серый фон. Я с облегчением убедился, что приземлимся мы в лесу, увидел не так далеко и купола парашютов своих друзей. Ноги, обутые в мягкие меховые унты, ударились о землю как-то неожиданно. Я упал на бок и секунду-две пролежал неподвижно, сжимая в ладони пистолет, прислушиваясь к лесной тишине. Не уловив в ней никаких подозрительных звуков, поднялся, собрал парашют в комок и спрятал его в кустах. Потом, осторожно ступая по шуршащим листьям, направился в сторону вероятного приземления других членов экипажа.
Место было болотистое, заросшее густым кустарником. Кое-где под ногами хлюпала вода, унты промокли и потяжелели. Вдруг впереди замаячили три фигуры. По тому, как тихо пробирались они меж кустами, останавливались и настороженно прислушивались, не трудно было догадаться, что это члены экипажа. Так я встретился со штурманом, борттехником и стрелком. Теперь нас стало четверо. Решили: все по одному пойдем искать остальных, а через час — найдем кого или нет — вновь встретимся тут же.
Но искать других пришлось недолго. Не прошло и полчаса, как в назначенном месте собрались семеро. Не было лишь одного. Тогда и узнали, что на горящем парашюте падал и погиб радист Смирнов, общий любимец эскадрильи. Он был тактичным, скромным и в то же время общительным человеком, прекрасно знал свое дело, еще до войны его наградили значком «Отличник РККА», позже — медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды, всегда имел разные общественные поручения по комсомольской работе и никогда не отказывался от них. Где-то в Ростове остались у него молоденькая жена и маленький сын. После войны Николай Смирнов мечтал поступить в медицинский институт и даже в трудные фронтовые дни находил время заглядывать в учебники. Но мечта его оборвалась в холодное сентябрьское утро сорок второго года в болотистом лесу под Старой Руссой, где-то недалеко от населенного пункта Васильевщино. Он, продолжая передавать по радио на базу о случившемся, задержался в горящем самолете на несколько секунд дольше, чем следовало. Сразу же, как выбросился, корабль взорвался и радиста забрызгало горящими каплями бензина, парашют сгорел в воздухе. Остальные члены экипажа приземлились сравнительно благополучно, если не считать царапин на обросшем за ночь рыжей щетиной лице штурмана Вашуркина и моих ушибов.
Еще совсем недавно все мы думали, что самое опасное и трудное уже позади, с удовольствием слушали музыку приводной радиостанции, через каких-нибудь час-два мечтали сидеть в своей летной столовой на завтраке. И за несколько минут все перевернулось, потеряли корабль, одного члена экипажа, очутились на занятой гитлеровцами земле недалеко от передовой.
Теперь нам предстояло решать, как отсюда выбраться. Посоветовались между собой и пришли к выводу: днем нас немцы обнаружат легко, поэтому идти надо только ночью, а до вечера спрятаться и выждать здесь же. Выбрали в кустах сухую воронку, которых вокруг тут было немало, забросали ее сверху хворостом и ветками и сами полезли во внутрь. Каждый, сняв с себя тяжелый меховой комбинезон, разрезал его пополам, получились куртка и брюки. Брюки эти меховые решили не надевать, трудно будет в них идти. Я стащил с ног и унты, остался в одних брезентовых сапогах.
Когда рассвело, сквозь ветви мы заметили дорогу, по которой часто проезжали автомашины, слышали незнакомую речь. Доносились до нас и глухие артиллерийские раскаты. С помощью карты, которую штурман успел перед прыжком сунуть за пазуху, определили место приземления. Мы оказались на узком, шириной всего в несколько километров участке, который вытянутым полуостровом вклинивался в глубину обороны наших войск, образуя так называемую Демьяновскую группировку. Если бы мы приземлились немного севернее или чуточку южнее, то очутились бы у своих. А теперь оставалось надежда только на темную ночь и лесистую местность, которые, возможно, помогут нам незаметно проскочить через позиции врага.
У нас были только пистолеты, самодельные финские ножи с красивыми рукоятками да две гранаты-лимонки на весь экипаж. Такую бомбу я всегда брал в полет в нагрудном кармане комбинезона, другая оказалась у правого летчика Кулыгина. Применять их договорились лишь при самой крайней необходимости, если при встрече с врагом оторваться от него не удастся без боя. Решили двинуться с наступлением сумерек на север, этот путь показался нам короче и более знакомым. Но до вечера было еще далеко. Нам давно хотелось пить, есть. Каждый не раз вспоминал оставшиеся в самолете термоса с чаем, галеты, печенье и консервы бортового пайка. Жажду и голод стремились утолить, обмануть сном. Дежурили по очереди, один вел наблюдение, остальные дремали.
Читать дальше