Михаил Лыньков - Незабываемые дни

И тут начинались для Майки большие неприятности. Если Дудик и сам был подчас не против из любопытства постучать пальцами по клавишам, да и приятно было ему, молодому парню, исполнить просьбу девушки, то подступиться к Падудику было куда труднее. Несмотря на то, что он был механиком, он так ненавидел всякие там пишущие машинки, что один вид захватанных клавишей выводил его из равновесия, и его колючие усы приходили в такое грозное движение, что Майка с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться. «Морж, чистый морж…» — думала она, поглядывая, как Падудик, целясь огрубевшим пальцем в клавиш, кряхтел и как под конец вся его лысина покрывалась потом.

Заметив затаенную улыбку девушки, он вдруг грузно поднимался, отряхивал с колен разную труху и, погладив усы, категорически заявлял:

— Я шофер, как должно быть вам известно. Я первоклассный механик. И чтоб меня превратили чорт знает во что — не потерплю… Вот что!

— Да что вы, товарищ Падудик, я только попросила вас на несколько минут!

— Вопрос ясен. Вот что! — он торжественно уходил из «редакции» и с таким усердием начинал выбивать и проветривать небольшое обкомовское хозяйство — пару брезентов, несколько одеял, — что пыль летела по всему острову.

— Видно, снова неувязка в нашей «типографии»! — весело подмигивал Гудима, обсуждая с Василием Ивановичем, Боханом и Слышеней результаты своих походов по районам.

Очень беспокоила Василия Ивановича мысль о постоянной связи с Москвой. Выдержки из сводки Информбюро, в которых говорилось о действиях партизан, беседы с людьми, которых он лично знал, наполняли его тревогой за судьбу двух человек, посланных им еще два месяца назад за линию фронта для налаживания связи. Тогда еще Гомель был в наших руках, там находился Центральный Комитет Коммунистической партии Белоруссии, там же был штаб одного из фронтов. Люди отправились, а через день было получено печальное известие: гитлеровцы заняли Гомель. Теперь они под Брянском и продвинулись также далеко за Смоленск. Что сталось с посланными людьми? Перебрались ли они через линию фронта? Удалось ли им выполнить сложное и ответственное задание? Пришлось ли встретиться с кем-нибудь из секретарей ЦК или с представителем командования Красной Армии?

Эти мысли тревожили, беспокоили.

Они не давали уснуть и ночью. Дудик, помещавшийся с Василием Ивановичем в одной палатке, прислушивался к тому, как секретарь обкома ворочался от бессонницы, спрашивал:

— Не колет ли сенник? — так он называл охапку сухой осоки, застланную плащ-палаткой.

— Нет, браток, не это меня гнетет. Как ты думаешь, добрались наши хлопцы до Москвы?

— Должны добраться, товарищ секретарь. Никуда они не денутся. Любой человек до Москвы доберется, только пошлите. На крыльях долетит.

— Даже на крыльях? А где те крылья взять?

— А что вы думаете? Вырастут, если их нет. Легко сказать — Москва! Да я бы туда за несколько дней попал, сквозь все немецкие армии пробился бы. Так что вы особенно и не думайте об этом. Обязательно доберутся, не могут не добраться…

Было уже за полночь. Наконец, уснул и Василий Иванович. До чуткого уха Дудика доносилось легкое похрапывание спящих в соседнем шалаше. Где-то вверху еле слышно шелестели листья. Изредка налегал ветер, отряхая на туго натянутую палатку струи воды, пытался проникнуть сквозь густое прикрытие из еловых лапок, поставленное с надветренной стороны. Порой слышны были осторожные шаги часового.

Охрана была укомплектована из комсомольцев совхоза, всем хорошо известных и надежных. Но по старой привычке, усвоенной во время странствований последних месяцев, Дудик никогда не успокаивался, прежде чем сам не проверит выставленные посты, обойдет ночью весь островок, внимательно прислушиваясь к сторожким ночным шорохам, даже притаится на полчаса где-нибудь под елкой, неподалеку от подступов к острову. Он и сегодня обошел все посты и забрался на высокий холм в лесу, откуда был хорошо слышен каждый звук на болотной низине. Все было тихо, спокойно. И когда начал накрапывать мелкий осенний дождик, Дудик вернулся в палатку.

Он начал уже дремать, когда его ухо уловило какой-то подозрительный шорох в ближайших кустах и несколько слов, произнесенных так тихо, что их с трудом можно было расслышать. Схватив автомат, Дудик осторожно вышел из палатки и пополз к кустам. И, как только поднялся, услышал вблизи не то приглушенный крик, не то стон. Что-то глухо шлепнулось оземь, звякнуло железо, словно кто-то щелкнул ружейным затвором.