Михаил Лыньков - Незабываемые дни

— Огонь… Один огонь, господин генерал.

— Скверно… Я даже не знаю теперь, где находится мой поезд.

— Все эшелоны горят, господин генерал.

— А почему не развели?

— Пробовали, но ничего не вышло, одна каша.

А наверху не умолкал бешеный грохот. Земля порой дрожала так, что жалобно звенели рельсы в накате бомбоубежища и сквозь дощатую обивку потолка осыпался тоненькими струйками песок, да бледный язык коптилки метался с боку ни бок, готовый вот-вот погаснуть. Уже давно не слышно было зенитных выстрелов. Только страшные разрывы потрясали все вокруг, будто неукротимая метель разгулялась над землей, стараясь стереть с лица земли все сотворенное руками человека.

И у каждого из советских людей, которые сидели в бункере и глядели на мрачно-землистые лица немцев, была одна и та же мысль: «Нажимайте, нажимайте, братцы, не жалейте ничего!».

Казалось, вся земля гудела глухо, тревожно.

Для Мишки Чмаруцьки вся ночь прошла в радостном волнении. Он впервые принимал участие в серьезной боевой операции. Такими же чувствами были переполнены и другие участники бригады, молодой Чичин и еще несколько хлопцев.

Под самую полночь они осторожно пробрались на поле за станцию. Заняли удобные позиции в старом противотанковом рву, выкопанном еще в начале войны. Расчистили снег, наломали еловых лапок, чтобы было теплее сидеть в защищенных от ветра норах.

Начало налета обрадовало их и вместе с тем несколько разочаровало. Бомбы ложились как раз над станцией, над депо, над железнодорожным мостом. Не было особенной потребности сигнализировать ракетами. Спустя каких-нибудь полчаса руководитель группы Чичин перевел их всех на новую позицию неподалеку от запасной ветки, замаскированной соснами и елками. Все члены бригады знали, что на ветке стоят аварийный поезд, передвижная электростанция, а рядом, в перелеске, склад боеприпасов.

Но вот, наконец, взлетела зеленая ракета — приказ сигнализировать. Несколько красных ракет взвились в воздух и, описав по небу огненные дуги, полетели по направлению к ветке. Мишка Чмаруцька так разволновался, а быть может, подвели его одубевшие на морозе пальцы, что одна пущенная им ракета скользнула по снежному насту и начала проделывать разные выкрутасы — подскакивать, кружиться, даже метнулась назад с угрожающим шипением. Мишка вобрал голову в плечи и всем телом втиснулся в щель из опасения, чтобы, чего доброго, эта ошалелая ракета не попала обратно в ракетницу.

Но он быстро освоился и уже не торопясь, с определенными интервалами, старательно нацеливаясь, стрелял из своей ракетницы. Стрелял и следил за тем, как где-то вверху стремительно взлетал, вспыхивал блестящий красный огонек и внезапно угасал, превращаясь в хвост дымящихся искр, медленно падавших на землю.

Даже похолодело сердце, когда над головами загудели самолеты, заметившие красные ракеты. Хлопцы начали дружно стрелять еще и еще, чтобы увидели они там, хорошо различили удары своих бомб, чтобы они попали в самый раз, в самую точку! Сердца словно рвались вслед этим красным огонькам и сладко замирали от того, что где-то высоко-высоко, невидимые в темном небе, гудели родные самолеты. Было немного страшновато: а вдруг — сорвется оттуда бомба и угодит прямо в тебя. Стрелять еще, стрелять, указать им верный путь!

Послышалось несколько запоздалых выстрелов зениток. Огненные вспышки — словно ударяли кресалом по кремню — на миг освещали рваные облака, и Мишке даже почудилось, что он в самом деле увидел серебристую птицу на небе. По облакам скользнул трепетный луч прожектора и свалился, словно подрезанный под корень. Хлопцы услышали, как постепенно, заглушая рокот моторов, нарастал, все больше приближаясь, пронзительный свист. Они плотнее прижались к земле, притихли. Точно молния рассекла черный полог неба, и вслед за ней прогремели взрывы. Снежные вихри закружились над полем, словно налетел буран. Примчался и исчез. Стало тихо-тихо.

Снова стреляли хлопцы, напряженно вслушивались в удаляющийся гул самолетов. Неужели не попали? Не нащупали цели? Но вот самолеты делают новый заход, нарастает рокот моторов, гудит даже звенит в ушах. И вновь свист переходит в страшное вывание. Любопытство оказывается сильнее страха. Мишка вытягивает шею и высовывает голову из щели, вглядывается в мутную пелену снега, старается рассмотреть сквозь мелкий кустарник, сквозь густой лозняк среди снежных сугробов, попадут ли бомбы в намеченную цель. Земля вздрагивает с такой силой, что Мишку отбрасывает на другую сторону щели, и он от страха зажмуривает глаза, на миг мелькает мысль: жив ли он?.. Повернулся, услышал, как хрустят еловые лапки. Пошевелил рукой, ногой — все в порядке. Жив Мишка, жив! Это воздушная волна бросила его, — догадывается Мишка. И когда посмотрел, даже привскочил от радости и, не зная куда девать ее, чем отметить, одну за другой выпустил еще две ракеты. Над веткой, где стояли аварийный поезд и электростанция, горело, трещало, взлетали снопы искр, вздымались клубы черного дыма в позолоченное пожаром небо.