Анатолий Чехов - Чёрный беркут

Попетляв по проселкам, машина коменданта достигла шоссе, по которому двигался кавалерийский эскадрон.

— Будут блокировать местность, — пояснил Карачун.

Спустя полтора часа оставшиеся в живых контрабандисты были доставлены в комендатуру. Допрос их не дал никаких результатов. Ни молодой бандит, ни двое других, оставшиеся в живых, не сообщили никаких новых сведений.

Карачун молча кивнул, выслушав сообщение следователя Сарматского о результатах допроса, затем сказал, обращаясь к собравшимся в его кабинете сотрудникам комендатуры:

— Я считаю, что встреча Шарапхана с пособником состоялась в районе аула Шор-Кую. Выждав время, бандиты несомненно попытаются снова уйти за кордон. У нас есть вещественная улика — домотканый шелковый платок, в который были завернуты деньги и ценности. Придется устроить небольшой маскарад. Старший лейтенант Сарматский!..

Высокий, худой, черноволосый следователь комендатуры, с птичьим профилем и густыми бровями, сросшимися над переносицей, встал.

— Переоденьтесь в гражданский костюм, в штабе возьмите справку, что вы ветеринарный врач, — приказал ему Карачун. — А вам, Кайманов, придется на время превратиться в бродягу-терьякеша. Старшина, подберите Кайманову соответствующее тряпье...

Спустя несколько минут все было готово к продолжению поиска. Исхудавший и заросший за последние двое суток, измотанный преследованием бандитов и боем, Яков не нуждался ни в каком гриме. Переодевшись в затертые сатиновые штаны, драную рубаху навыпуск и засунув за пояс брюк под рубаху маузер, он глянул на себя в зеркало и даже присвистнул: перед ним был ни дать ни взять бродяга-зимогор.

Ему, знающему местный язык, отводилась главная роль в задуманном комендантом «спектакле». К аулу Шор-Кую надо подъехать незаметно. Лучше всего воспользоваться для этого железнодорожным транспортом. Яков отправился на станцию.

Мог ли он думать, что Федор нарочно посылает его одного в самую пасть врагу? Да, мог. Но вместе с тем знал, что, кроме него, ехать некому. Карачун прав: на охрану границы надо поднимать все население. Но главная роль — пограничникам. Сейчас, например, от него одного во многом зависит успех поиска.

Стоя у окна вагона, Яков бездумно следил за выжженными, побуревшими на солнце склонами гор, за пролетавшими мимо белыми от слепящего солнца каменными мостами и виадуками, пыльными акациями и карагачами, протянувшимися там, где были хотя бы признаки воды.

На станции незаметно вышел из вагона, пешком отправился в аул Шор-Кую. По пути еще раз проверил, надежно ли спрятан маузер под поясом брюк. Затем с независимым видом бродяги-бездельника, которых немало в те годы шаталось по аулам, он остановился возле невысокого дувала, за которым пожилая туркменка пекла в тандыре чуреки. У аулсовета и стоявшего поодаль продовольственного ларька толпились люди. Женщина подняла на Якова взгляд, неприязненно отвернулась.

— Хозяйка, — по-русски произнес он. — Дай один чурек, есть очень хочется.

Женщина не ответила. К ней подбежали две девочки. Туркменка отломила им по куску горячего чурека. Когда они вышли за дувал, Яков достал из кармана платок, позвал одну из них:

— Эй, кызымка, дай кусок чурека, платок дам.

Девочка посмотрела на платок и вдруг всплеснула руками:

— Эниджан! Эниджан! Бярикель! Бярикель! Эниджан бярикель!

Из ближайшего глинобитного домика выскочила еще одна девочка с косичками, свисающими из-под тюбетейки. Увидев в руке «терьякеша» платок, подскочила к нему, закричала:

— Ай, кызымки! Наш платок. Мама! Шапана пришел. Шапана наш платок украл.

Сделав испуганное лицо, Яков намотал платок на руку. Вот это удача: с первого захода — прямое попадание! Вокруг уже собирались люди.

— Шапана пришел! Вор, шапана пришел! — кричала девочка.

— Бей шапану! — послышался мужской голос.

Начались события, не предусмотренные планом. Кто-то двинул Якова под ребра. Увесистый подзатыльник заставил его пригнуть голову. Какой-то защитник справедливости так хватил его по скуле, что в глазах полыхнул огонь и на мгновение стало темно. Он с трудом удержался, чтобы не дать сдачи и не расшвырять собравшихся вокруг жителей аула. Зажав рукой подбитый глаз, старался увернуться от новых ударов и мысленно клял Сарматского, который должен был выйти из аулсовета, остановить потасовку, но почему-то задерживался.

— Эй-ей-ей! — наконец раздался предостерегающий голос Сарматского. — Бить нельзя! Не разрешается! Что тут такое?