Анатолий Чехов - Чёрный беркут

— Товарищ Петров! — снова воскликнул Яков. — А как же с Лозовым. Только вы можете ему помочь!

Петров чем-то напоминал Михаила Ивановича Калинина: то ли очками, то ли бородкой. От одного этого внешнего сходства Яков почувствовал к нему расположение.

— С Лозовым мы разберемся, — словно обдумывая каждое слово, ответил Петров.

— Но вы-то верите, что он не виновен?

— Откуда я знаю? Судя по твоим письмам, — неожиданно переходя на «ты», продолжал он, — Лозовой не виновен. Но мало писем, нужны доказательства. Не будут же невиновного человека зря держать. Почему нельзя предположить, что есть что-то такое, чего мы не знаем?

— Ничего не может быть. Он — чистой души человек! Петров встал, молча развел руками:

— Будем разбираться. Насчет вас, — снова переходя на «вы», заключил он, — решение принято. Завтра поедем на Дауган. Вы отпроситесь у своего начальства.

Со сложным чувством готовился Яков к поездке. Признание его правоты сейчас уже не радовало. Его оправдали, собираются всенародно восстановить во всех правах. А Лозовой по-прежнему ни за что томится неизвестно где.

На другой день, когда собрались у здания райисполкома, он без приглашения сел в машину рядом с Петровым. Тут не до церемоний: может быть, больше не представится случай поговорить с представителем ЦК о Василии Фомиче.

Едва машина тронулась, стал рассказывать о Лозовом, начиная с тех времен, когда сам еще мальчишкой охранял тайные сходки у Али-ага. Потом поведал о жизни в Лепсинске, о подпольной работе Василия Фомича в годы гражданской войны, о его наставлениях, когда встретились с ним на границе после долгой разлуки.

Некоторое время Петров слушал молча, потом сказал:

— Я читал, вероятно, не все ваши письма. Но и в тех, какие попали ко мне, вы все достаточно понятно объясняете. Однако уверены ли вы, что Лозового обвиняют только в организации митинга на Даугане? Не уходят ли обвинения дальше, к тем временам, когда вы сами еще, как говорится, пешком под стол ходили?

Яков хотел возразить, но Петров остановил его:

— Пока я ничего не могу прибавить к тому, что сказал. Все, что будет в моих возможностях, сделаю. Сейчас уже повсюду работают комиссии Цека, выправляют перегибы. Ишина вашего сняли с работы. Вы, наверное, уже знаете об этом. Но вмешиваться в дела НКВД мы не властны.

Петров ничего больше не сказал. Даже он не мог объяснить, почему, если человек невиновен, его все-таки держат под арестом. Оказывается, и так может быть: невиновен, а держат...

По обе стороны дороги замелькали глинобитные домики родного поселка. Яков почувствовал, как учащенно забилось сердце. Его до сих пор не покидало ощущение, что в большом и пыльном городе, на плоской равнине живет он временно, что все это скоро кончится и он снова вернется домой — в родные горы. Теперь он снова был дома, вернулся победителем. И все же это — не полная победа. Мысли о судьбе Василия Фомича ни на минуту не оставляли его.

Собравшиеся на сход жители поселка приветствовали Кайманова радостными возгласами:

— Ёшка-джан!

— Коп салям, дорогой Ёшка!

Он чувствовал себя неловко и в то же время радовался, что его так встречают. Смущаясь, махал рукой в ответ на приветствия, отыскивая глазами своих верных друзей Барата, Мамеда, Савалана, Балакеши.

Возле клуба увидел конных пограничников, начальника заставы Логунова и коменданта Федора Карачуна с красноармейцами-коноводами. Это было несколько неожиданно, и он даже немного растерялся.

— Ну вот, товарищ Исмаилов, по встрече видно, как работал Кайманов, — подходя к председателю райисполкома, сказал Петров.

Они поднялись на крыльцо поссовета, возле которого в торжественных случаях всегда собирались дауганцы.

Исмаилов обратился к собравшимся с краткой речью, смысл которой состоял в том, что, дескать, президиум райисполкома ошибся, незаслуженно обидел уважаемого человека и его избирателей и что Яков Григорьевич Кайманов может хоть сейчас вернуться на свою прежнюю должность.

— Слово предоставляется Кайманову, — объявил он в заключение.

— Дорогие товарищи, — сказал Яков. — Вы все знаете меня, я знаю вас. Я не думал, что меня так торжественно встретите. Спасибо за уважение...

Стоявший на крыльце вместе с приехавшими Алексей Нырок торжественно протянул ему печать поселкового Совета, громко сказал:

— При чем тут уважение? Оно было, есть и будет. К себе домой, на свое место вернулся...

— Спасибо, братцы, за доверие, — останавливая жестом Нырка, продолжал Яков, — только председательствовать на Даугане мне больше не придется. Я работаю в ремонтных мастерских. С места на место летать не хочу...