Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника

Возвращались в лагерь отряда Москаленко в ужасном настроении. Хорошо еще, что взяли неплохие трофеи — новейшие венгерские автоматы и пистолеты «девятки».

Неудачи в тот день буквально преследовали их. Никого из отряда в лагере они не застали. Узнали, что прискакал на коне связной с приказом подтянуться к штабу бригады — приближается фронт.

Над домиком Горнянчина возвышаются липы, буки и грабы. Ветви их спадают на землю. Росли они в тени медленно. Стоят густые и крепкие как камень. Янек Горнянчин сидит на земле, смотрит на сучковатые стволы и говорит себе, что сразу же после войны срубит эти деревья и отремонтирует свой дом — давно уж пора сменить потолочные балки. Потом вспоминает прошлую жизнь, лесорубов…

Но ему не дают тосковать. У него сидят Петр Сибиряк с Павкой Кривым, Матей и Трофим, Буковян. Просят, чтобы он рассказал им про свою жизнь.

И Янек Горнянчин рассказывает. Говорит кратко, просто, только самое главное. И все это время Янека неотступно преследует мысль, почему, собственно, они исповедуют его. Когда же явился и капитан Петр, он подумал, что дело худо. Но что они могут иметь против него? Он все время думает об этом и следит, не тянется ли кто из них за пистолетом.

Янек кончил, а они все выспрашивают. Про Ягоду, про собрание в «Привете»… И еще Буковян сказал ему:

— Знаешь, Янек, сколько лет я тебя знаю, ты всегда какой-то одинаковый. Если бы ты хоть раз допустил ошибку… сразу же стал бы мне куда ближе! И не только мне!..

Матей понял и искренне рассмеялся. Заулыбался капитан. Но Янек Горнянчин рассердился, и только потому, что упрекает его Буковян, именно Буковян!

— Что я тут на исповеди или как?

— Это все потому, Янек, — серьезно сказал Петр Сибиряк, — что мы хотим принять тебя в партию.

Янек Горнянчин умолк. Потом снова уставился на буки и грабы и начал рассказывать о самом сокровенном…

Весь день во дворе Коуничек гремели выстрелы. Позеф Папрскарж без труда понял: немцы перед отступлением из Брно расстреливают заключенных, и каждую минуту ждал, что придут и за ним. Но ничем не выдавал себя перед Иваном Вторым, чтобы не пугать его.

Состояние Ивана несколько улучшилось. Он уже слегка двигал рукой, но говорить был не в состоянии. Из его разбитых губ вырывался только стон. С Папрскаржем он объяснялся взглядами.

В конце дня двери с шумом распахнулись, и в камеру вбежали какие-то люди, двое в штатском и женщина.

— Кто ты? — спросил один из мужчин Папрскаржа.

— Партизан, — прохрипел Папрскарж, поняв, что имя его ничего не сказало бы им.

Мужчины положили его на носилки и поспешно вынесли из камеры, а женщина уже бежала со связкой ключей дальше.

В коридоре и на лестнице поднялась суматоха. Какие-то люди перебегали с места на место. Папрскаржа вынесли к воротам. Они были открыты, а в караульной будке — ни души. Его положили на двухколесную тележку.

— Иван! Там еще Иван, вернитесь за ним!

Папрскарж упросил их, чтоб они вынесли и Ивана и положили его рядом с ним: Потрм какой-то парень впрягся в тележку и выкатил ее из ворот на улицу.

Перед воротами толпились люди. Кто-то сунул Папрскаржу в руки узелок с булочками.

Артиллерийская канонада, которая была слышна в последнее время днем и ночью, усилилась. Вдруг впереди началась перестрелка, и кто-то крикнул, чтобы все спрятались. Парнишка свернул с тележкой в первую же улочку. Из дверей ближайшего дома выбежала какая-то женщина и знаками показала ему, чтобы он въехал во двор. Там Папрскаржа и Ивана сняли с тележки и отнесли в погреб.

Это было самое настоящее бомбоубежище, оборудованное нарами. Окна закрывали крепкие бревна и доски. На потолке висела маленькая лампочка.

Мужчина и женщина уложили раненых на нары, а потом мужчина привел врача.

Врач первым осмотрел Ивана. Сняв бинты, установил тяжелое ранение лица, сквозное пулевое ранение плеча и повреждение позвоночника. Обработал раны, сделал перевязку.

— Его надо отвезти в больницу, но пока это невозможно.

— А где сейчас немцы, пан доктор? — спросил Папрскарж. — Может, нас уже освободили?

— Один черт может разобраться во всем этом! — ответил врач. — Немцы отступили, но красноармейцев я еще не видел. Наверное, мы временно находимся на ничейной территории.

— Но они придут, — успокаивала раненых хозяйка дома. — Мы ждем их с часу на час.

Потом врач снял гипс у Папрскаржа. Вырезал надпись с датой всетинской больницы и протянул ее старому учителю: