Николай Сташек - Через все испытания

— А меня, Миша, в город отправляют на учебу. — Она еле сдерживала слезы.

Миша смотрел на Люсю грустно: неужели их дружбе конец?!

В тот поздний вечер, лежа в постели, Миша услышал из-за стены:

— Понимаешь, Сима, девочке пятнадцатый год, а она не получает настоящего образования. Жить-то ей во времена бурные. Революция продолжается, Сима.

— Но надо же определить, какое девочка дать образование. И потом важно, чтобы она получила приличное воспитание. А как она его сейчас получит, от дома вдалеке? Не представляю.

— А ты представь. Прошли времена, когда воспитанием дворянских чад занимались гувернантки. Ей нужен коллектив, боевой, современный, а не инкубатор. Не надо отгораживать ее от жизни. Отправим-ка девочку в город к Евгению.

— Может, повременим? У Жени, хоть он и брат родной, своих забот по горло. А если всем нам к нему перебраться? — предложила вдруг Серафима Филатовна. Она так боялась отпускать Люсю одну.

— Переедем. Может, скоро, — согласился Антон Ефимович. — А пока без нас там побудет. Решено. Так что давай готовь. Отправим.

— Ну что ж, — вздохнула Серафима Филатовна. — Пусть будет по-твоему. Только, конечно, не в мукомольный. К чему это девочке? Пусть в мукомольном институте учатся ребята. Им сподручнее заниматься зерном да мукой.

В последних числах августа приехал сын Белецких, Евгений, рослый, атлетического сложения, и начал усиленно уговаривать родителей:

— Ну что вы приросли к этому «дворянскому гнезду», когда по стране вот-вот шагнет коммуния? Кончай, папа, хлопоты — и ко мне, в город.

— Думаю об этом, сынок, не так все просто, как тебе кажется.

Люся не скрывала грусти, на вопросы отвечала невпопад. Есть не хотела, и Серафиме Филатовне стоило большого труда усадить ее за стол. А Миша, лежа на траве, думал о том, как скучно, тоскливо будет без нее. И вдруг услышал шорох. Повернул голову — из орешника вышла Люся. Он встал. В новеньком голубом платье, с таким же голубым бантом в косе, она была сегодня особенно трогательно-мила и недосягаема.

— Мы уже едем. Вот собралась. Скажи, будешь меня… помнить? — И подала руку.

Миша взял ее пальчики, бережно пожал, но сказать ничего не смог. Люся, проведя ладонью по его волосам, еще раз спросила:

— Будешь? — И, не ожидая ответа, побежала под горку.

— Буду, Люся! Всегда-а-а! — понеслось ей вдогонку.

После того как Люся уехала, Миша загрустил не на шутку, не мог поверить, что по возвращении домой не увидит Люсю — она где-то далеко-далеко. Ему все еще казалось, что вот-вот неожиданно появится озорная девчонка и, прыснув, покажет кончик языка. Но время шло, а Люся не появлялась. Мише становилось все безотраднее.

А Белецкие думали и о его судьбе. Уже нельзя было тянуть с ответом на письма, полученные от Оксаны. Она просила помочь Мише: «Изболелась душа за него. Как же ему без школы?»

— Я понимаю Оксану, — говорила Серафима Филатовна.

— Материнское сердце — как не понять, — соглашался Антон Ефимович. — Не вечно же мальчику батрачить. Наблюдаю за ним — к учебе жадно тянется, с книгой не расстается, пока не прочитает от корки до корки.

— Он мне нашего Евгения напоминает, — вставила жена, — такой же любознательный, основательный парень.

…Директор Головановской школы крестьянской молодежи, бывший красный командир, обрадовал:

— Для сынишки погибшего конника место найдем, хоть и молод.

Мише пока ничего не сказали, а накануне занятии Серафима Филатовна сообщила:

— Завтра стадо не погонишь. Быстренько в кухню!

Миша стоял в недоумении.

— Что медлишь? Быстренько!

В кухне на табурете стояло корыто с теплой водой. Миша понял, что надо раздеваться. Вымылся до пояса. Обтираясь полотенцем, услышал:

— А теперь приоденемся. — И подала новенькие коричневые брюки и синюю рубашку. На полу стояли блестящие штиблеты.

Перехватив его восхищенный взгляд, Серафима Филатовна пояснила:

— Тоже твои, надевай поскорее.

В коридоре Миша столкнулся с Антоном Ефимовичем.

— Молодец. По-военному справился, — разглаживая усы, похвалил он. — Пошли. «Карета» ждет. Я уже запряг.

Конь шел легко, высоко выбрасывал копытами комья земли.

Через полчаса мягкие, на резиновом ходу дрожки остановились около ворот школы крестьянской молодежи.

— Вот и приехали! — Антон Ефимович молодо соскочил на землю. — Пойдем.

Директора школы отыскали в саду. Заметив их, директор с палкой в руке, круто налегая на левую ногу, пошел навстречу.

— Здравствуйте, Тихон Николаевич! — Улыбаясь, как старому знакомому, Белецкий протянул руку. — Мы опоздали?