Спокойно, без суеты и шума, гости уселись за стол и, когда Бертье наполнил кружки и хотел было произнести тост, его прервал «профессор».
— Господа! — Голос у него был сильный, но в меру властный, движения руки, в которой он с едва скрываемой брезгливостью держал массивную глиняную кружку, напоминали движения проповедника. — Господа, — повторил он, — позвольте мне выразить искреннюю благодарность хозяину этой гостеприимной виллы… Мы благодарим вас, мсье Бертье, за вашу инициативу начать движение французских авиаторов, которое направлено на пресечение некой заразы, угрожающей человечеству потерей тех духовных ценностей, что оно приобрело в течение многих столетий. Вы, конечно, знаете, господа, о какой заразе я говорю — о той заразе, против которой восстал испанский народ во главе со своим вождем генералом Франсиско Франко. Никто из нас не сомневается, что движение это будет разрастаться с невиданной быстротой, но тысячу раз слава тем, кто первым готов принести в жертву и свой покой, и свою жизнь…
«Профессор» умолк, свысока обвел взглядом сидящих за столом и остановил его на Шарвене и Гильоме Боньяре. Изобразив на лице подобие улыбки, он продолжал:
— Я счастлив был узнать от полковника Бертье, что молодое поколение Франции и лучшие ее представители среди авиаторов не остались в стороне от той борьбы, которая уже охватила многие народы. Франция — нейтральная страна, мы за полное невмешательство в дела Испании, но кто смеет запретить честным французам-добровольцам стать на сторону правды и совести?!
Шарвен вдруг поймал себя на том, что с трудом вникает в смысл напыщенной речи «профессора». Кто же все-таки вон тот тип, который наверняка всего час назад снял военный мундир и облачился во фрак?
И совсем неожиданно вспомнил: это же генерал д'Уарон! Жанни, как-то указав на него Шарвену, дала очень меткую характеристику: «Высший класс подвида Бертье. О простом народе говорит как о насекомых, которых надо периодически наполовину уничтожать, чтобы они не поглотили весь предназначенный настоящим людям кислород…»
«Ну и компания!» — усмехнулся про себя Шарвен.
Он не уловил момента, когда «профессор» закончил свою речь, и лишь зычный голос генерала д'Уарона вновь заставил прислушаться. Генерал говорил отрывисто, точно с трудом выталкивая из своей утробы слова, тяжелые и неуклюжие, как чугунные болванки:
— Правильно, это — начало. Потом пойдет дальше… Мы поможем… Здесь — вы не против, полковник Бертье? — мы создадим штаб… Люди найдутся… Слышите? Найдутся! Много!.. Конечно, Франсиско Франко справится с голытьбой и без нас… Но солидарность! Общая цель! Общая борьба!..
Он шумно вздохнул, залпом осушил полную кружку, прокуренными пальцами смахнул с коротко подстриженных рыжих усов капли вина и заключил:
— На этом закончим. К делу. План такой: аэродром в Тулузе, северная его оконечность. Три «девуатина» с полным боевым комплектом. На чехлах — буква «т». Это наши «девуатины». Охрана подготовлена… Я правильно говорю, мсье Телье?
Толстяк в шевиотовой тройке кивнул:
— Мои люди все сделали, мсье д'Уарон. Деньги я уже передал.
— Отлично. Вылет двадцать шестого в четыре ноль-ноль. Маршрут полковнику Бертье известен… Желаю успеха, господа. И за этот успех выпьем. Как положено истым солдатам.
* * *
Жанни не находила себе места.
Арно не посвящал ее в свои планы, но по тому, как он в последние дни замкнулся, с какой нервозностью, а подчас и с плохо скрытым раздражением отвечал на ее вопросы («Что с тобой происходит, Арно? Почему ты такой? Что ты надумал? Куда ты так часто отлучаешься?»), Жанни чувствовала: он готовится к какому-то важному шагу, и этот шаг наверняка связан с посещением Гильома Боньяра.
Наконец, накануне отъезда в Тулузу, Шарвен попросил Жанни посидеть с ним полчасика и кое о чем поговорить:
— Жанни, дорогая, я понимаю, что тебе сейчас нелегко — я действительно веду себя не так, как всегда. На это есть причины. Я не хотел тебя расстраивать раньше времени, но настала пора, когда ты должна обо всем узнать.
— Ты уезжаешь в Испанию, — отчужденно проговорила Жанни. — Ты уезжаешь в Испанию с этим проходимцем Боньяром. Эту тайну ты хотел открыть?
— Да, Жанни. Мне очень хотелось бы, чтобы ты правильно все поняла. Есть вещи, которые порой не совпадают с нашими желаниями или нежеланиями…
Она усмехнулась:
— Долг перед человечеством?
— Не надо смеяться, Жанни.
Шарвен ощутил, как в нем поднимается новая волна раздражения против Жанни. Черт возьми, неужели она действительно ничего не понимает? Неужели она совсем равнодушна ж тому, что волнует миллионы людей?
Читать дальше