Николай Струтинский - Победившие смерть

И быстро вышел из кабинета, оставив дверь приоткрытой. Просеменив по залу, он присел к столику, за которым беседовали два офицера. В открытую дверь Паша все видела и слышала.

— Разрешите? — подобострастно обратился хозяин к одному из офицеров,— Вас ждут... Изволите?

Худощавый белокурый гестаповец отпил глоток коньяку, закурил.

— Вы ручаетесь за нее?

Предприниматель только развел руками и еще больше изогнулся:

— Знаю ее недавно, но уверен, она, гм... приличная...

Белокурый обратился к соседу:

— Извини, друг, сердечные дела.

Понимаю, понимаю...

Светловолосый стройный офицер вышел из-за стола и направился за услужливым предпринимателем. Пата хотела выскочить из кабинета, пока не поздно. Но офицер уже был у двери. Переступив порог, он звонко щелкнул каблуками.

— Честь имею! Офицер немецкой армии Герберт!

Паша, не слыша собственного голоса, отрекомендова?лась:

— Савельева.

Пристально посмотрев Паше в глаза, офицер обратился к ней по-русски:

— Наверное, я виновник вашего плохого настроения? Не так ли?..

— Что вы, — возразила девушка.

— Я давно хотел с вами познакомиться. — Герберт говорил ровным, словно приглаженным, тенором. — Как видите, сегодня сбылось мое желание. Но я вижу, вы меня чуждаетесь.

Вместо ответа Паша спросила:

— Вы немец? А где же научились так хорошо говорить по-русски?

— Я переводчик... — коротко пояснил Герберт и тут же предложил пойти побродить по городу.

Бродить по городу с гестаповцем?! Паша внутренне вздрогнула, но отступать было поздно.

Они шли медленно по слабо освещенной улице Словацкого. Девушка рассеянно слушала офицера, „высокомерно говорившего о Германии, которая быстро возвеличилась и стала самой могущественной державой в Европе. Пройдет немного времени, уверял Герберт, и великая Германия станет властвовать над миром. Он не сомневается в этом, ибо так говорит фюрер.

Паша не вступала в беседу, чтобы какой-нибудь неосторожной фразой не задеть честь мундира фашиста: тогда беды не оберешься.

Наконец офицер замолчал. Молчала и Паша. О чем говорить? Что приятного услышит она от этого чуждого ей человека?

— Вы сказали, вас зовут Паша? — нарушил молчание Герберт.

— Да.

— У меня есть сестра Маргарита, тоже очень хорошая девушка.

«Для чего он об этом говорит?» — силилась понять Паша. Но так и не поняла...

Первое знакомство было скоротечным и вызвало недоумение. Чего добивался офицер своими россказнями о «великой Германии»? Хотел проверить ее отношение к немцам? Но почему же на прощание сказал: «Очень буду рад увидеть вас завтра».

Знакомство с Гербертом продолжалось. По отдельным фразам, словно случайно брошенным переводчиком, Па-ша поняла, что ведет он себя очень странно. По всей вероятности, прощупывает, как реагирует новая знакомая на его подчас весьма откровенные суждения по поводу методов гестапо, применяемых во время допросов советских узников. К сожалению, трудно было уловить, порицает он гестапо или просто иронизирует. В устах этого человека даже правда казалась ложью. Доверять она ему никак не могла.

На третьей встрече Паша, осмелев, высказала ему свое отношение к войне, грабежам, невыносимым людзнакомым и оздоравливающим. Чувствуя ее постоянное недоверие, он однажды сказал ей, чтоб она не боялась его гестаповского мундира. Герберт предложил Паше послушать... радио.

— Радио? — Паша удивилась.

— У меня дома.

Неужели он предлагает без всякой затаенной мысли?

— Для вас разве не опасно, если чужой человек послушает радио в вашей комнате?

— А разве вы не опасаетесь знакомства с сотрудником гестапо? Наверняка вам этого не простят! — отпарировал Герберт.

Паша шла с Гербертом и чувствовала такую тяжесть во всем теле, будто на ногах были пудовые гири. Вернуться? Но теперь поздно, не надо было соглашаться...

Зашли в хорошо обставленную комнату. Герберт извинился за беспорядок в ней, хотя обычного холостяцкого беспорядка и не было. Включил приемник. Из репродуктора полилась музыка. А потом... раздался голос Москвы. Сильный баритон передавал сводку Совинформбюро.

Глаза Паши повлажнели, сердце забилось тревожно и радостно, словно встретила кого-то родного и долгожданного.

Как далеко сейчас родная столица!

Но тут же эта далекая, невидимая столица вдруг приблизилась, стала совсем рядом и обратилась прямо к ней, ко всему народу, обратилась с грозной волнующей песней, которую Панга ни разу еще не слыхала: