Сергей Арсеньев - Ленка-пенка

Когда мы с Толиком вошли в комнату, то сразу уловили гнетущую атмосферу, витавшую в воздухе. Мы опоздали? На деревянных ногах толик подошёл к лежащей на кровати женщине. Но нет, та была ещё жива и даже в сознании. Толик сказал ей, что мы принесли покушать. Кашу.

Вскоре я всё поняла, мне объяснили. Кроме мамы Толика, в комнате была ещё одна женщина, я сразу не заметила её в темноте. Это соседка, тётя Люся. И ещё её дочка Варенька. Они переехали к ним ещё в октябре, так было теплее. У тёти Люси не было буржуйки, и она не смогла раздобыть даже фанеру, чтобы заделать окно. Просто заткнула его подушками.

Варенька умерла. Пока Толик ходил за едой, Варенька умерла. Это из-за неё маме Толика так плохо. Варенька родилась уже после начала войны, в конце августа. Ей не было ещё и четырёх месяцев. Она не могла есть совсем ничего, кроме молока. Поэтому мама Толика отдавала тёте Люсе часть своей пайки, чтобы у той не пропало молоко. Но неделю назад молоко всё равно пропало, хотя тётя Люся по нашим меркам питалась хорошо. Ведь кроме своей, она ещё и пайку Вареньки съедала. Та была слишком мелкой, чтобы самой кушать её. Да плюс мама Толика тётю Люсю за счёт себя подкармливала. К сожалению, это не помогло. Вареньке пытались давать сосать через марлю хлебный мякиш и варили болтушку из муки. А позавчера Толик принёс ей из школы стакан соевого молока. Только её это не спасло. Фашисты убили и её тоже. Она прожила всего четыре месяца.

Толик сразу стал растапливать буржуйку, чтобы начать варить кашу маме. Я отдала той кусочек шоколадки и оставила Толика возиться у плиты, а тётю Люсю —готовить дочь к похоронам, а сама в подавленном настроении пошла в школу. Кушать дрожжевой суп.

Жалко Вареньку.

Ну, а уже ближе к вечеру, часа в четыре, кто-то начал часто барабанить в нашу дверь. Я открыла её, и обнаружила на лестничной площадке Толика. Тот срывающимся от волнения голосом сказал мне, что в наш гастроном привезли продукты. Он сейчас бежит туда и займёт очередь и мне тоже. Быстрее, пока не кончилось!

Нам повезло. Мы отстояли почти два часа, но купили еду! По мясным карточкам давали сушёную рыбу. Одну рыбину с ладонь взрослого мужчины величиной на карточку. А по детским сахарным —по сто пятьдесят граммов соевых конфет. Удалось взять и то и другое.

К сожалению, у Саши больше не детская карточка. Ему двенадцать лет исполнилось, и на декабрь Саше выдали уже карточку иждивенца. А по таким карточкам конфет вчера не давали. Очень обидно. Но Толик купил конфет не только на свою карточку, но и на Варенькину. А потом разделил её конфеты пополам и половину отдал нам.

Всё равно, Вареньке они были больше не нужны…

— …Саш, а я помню, каким он был тогда. У него по углам такие вроде как цветочки были сделаны, а посередине две единички вылеплены. Мне же одиннадцать лет исполнилось.

— А мы с Вовкой тогда тоже тебе подарок сделали на День Рождения. Только ты не заметила ничего.

— Вы? Подарок? Какой ещё подарок? Не ври, не дарили вы ничего.

— Дарили. Говорю же, ты не заметила просто.

— И что же вы подарили мне такого?

— Как, что? Мы с ним за весь день, за всё 9 мая, ни одной пакости не сделали тебе. Это и был наш подарок, поняла?

— Нда. Что ж, спасибо. Знатный подарок.

— Какой смогли. Давай перевернём его? А то неудобно стало.

— Давай. Точно, тут больше.

— Вкуснотища.

— Не говори. Хорошо, что баба Таня забыла про него.

— Угу. А может, она всё же жива? В госпитале где-нибудь.

— Вряд ли. Ты же сам видел, каким почерком последняя запись сделана.

— Да. Ну, а вдруг?

— Не надо, Саш. Я уже поплакала. Не надо.

— Фу, у тебя пальцы керосином воняют. Как ты ешь такими руками?

— Других у меня нет. Устала я, Саш. Не пойду сейчас на колонку. А воды в чайнике только на утро нам осталось, ты выдул всё за день. Нечем руки помыть.

— Хочешь, я тебя покормлю?

— Ты?

— Да. Ты же кормила меня.

— Ты сам то, когда руки мыл в последний раз?

— Давно. Врать не буду, давно. Но у меня они хотя бы не в керосине.

— Ладно, уговорил. Корми. А то действительно какой-то странный привкус во рту. Наверное, это от керосина.

— Тихо, Лен! Сводку передают!

Я полулежу в своей кровати, опираясь о подушку спиной. Рядом, в этой же кровати, Сашка. На коленях у нас, поверх одеяла, лежит грязный противень. Сашка пальцами отковыривает от него засохшие сладкие комочки и попеременно вкладывает их то в свой, то в мой рот. Но сразу мы не глотаем их, конечно. Мы медленно сосём их. Так вкусно!