Гестапо приказало ликвидировать хозяйство Мерецких. Возвратившись, жандармы всё ценное разграбили, остальное побили и разломали так, что после их отъезда остались только пустые постройки. Эдвард дождался ночи, вылез из убежища, где он пережидал налёт карате— лей, забрал четырнадцатилетнего брата Романа и отправился к Чокайло. Там он встретился с отцом. Родные чувствовали, что с Генриком произошло несчастье. В Иодалишки возвращаться было нельзя. После короткого совещания старый Мерецкий решил пока скрываться. Эдвард и Роман должны были уйти в партизанский отряд. Старшему было шестнадцать лет, младшему — четырнадцать. В ту же ночь пришла весточка от Александра Попко о том, что в Плочично Генрика взяли живым.
Братьев Мерецких в Руголь отвёз Чокайло. Ехали тем же путём, каким в январе Мелания везла Генрика в партизанский отряд. К утру были на месте. Командир отряда забрал обоих парнишек в лагерь. Эдеку дали винтовку и подпольную кличку Правдзик, а Ромеку — кличку Врубелек. Так братья стали партизанами.
В сувалкской больнице в то время работала медсестрой Леокадия Милек (теперь доктор Маркевич). Она была связана с движением Сопротивления, помогая партизанам прежде всего лекарствами и перевязочными материалами. Она осторожно разузнала, кого гестапо доставило в больничный изолятор. Когда Генрик пришёл в себя, Леокадия Милек снабдила его бумагой и карандашом.
Дрожащей рукой он написал Кристине короткое письмецо:
« Дорогая Кристина! Пуля врага вторично уложила меня в постель. Такая, очевидно, судьба. Я готов к худшему. Знаю, что ждёт меня в гестапо. Возможно, ещё до того момента, как я предстану перед моими палачами, моя душа распрощается с телом. Клянусь тебе и всем, кто меня знал, что уйду из этого мира один. Ничего не бойтесь. Я ничего не помню, никого не знаю, а следовательно, никого не могу предать. Не забывайте никогда обо мне.
Твой Генрик ».
Письмо через Леокадию Милек быстро попало в руки Кристины.
31 марта 1944 года начальник сувалкского отделения гестапо Кастендик находился на совещании в Тильзите. Его замещал Гениг, который с нетерпением ожидал возвращения начальника, так как не мог справиться с накопившимися делами. Шеф вернулся в полдень и приказал Генигу через полчаса созвать совещание. Назревало что-то весьма важное. Когда все собрались, Кастендик, молча выслушав доклад о событиях последних трёх дней, без какого-либо вступления перешёл к делу. Штаб гестапо в Тильзите был недоволен их работой и считал, что в округе слишком активно развернулась партизанская деятельность, должных мер против которой не принимается. Руководство гестапо в Тильзите приказало на каждую акцию врага, даже самую незначительную, отвечать жестоким возмездием. Независимо от этого необходимо было подготовить несколько эшелонов поляков для концлагерей. Списки должны были составить гестаповцы и вместе с жандармерией произвести срочные аресты.
Совещание скоро закончилось. В комнате остались только руководители отделов. На столе лежала кипа дел и длинный список арестованных, содержащихся в тюрьме и застенках гестапо. Кастендик ознакомил присутствующих с секретной инструкцией шефа окружного управления гестапо в Тильзите.
Речь шла не только об активизации борьбы с партизанами, но и об усилении репрессии против мирного населения. На сувалкской земле было приказано провести несколько публичных экзекуций. Из тюрем в Тильзите и Рагните было решено прислать десять поляков родом из Сувалкского района и включить их в списки первых жертв публичной казни. Эту демонстрацию жестокости немецкого закона следовало провести именно в городе Сувалки, и она должна была быть хорошо подготовлена.
Совещались не долго. Общие указания не вызвали возражений у гестаповцев. Мнения разделились только по вопросу, где провести казнь — в парке или на рыночной площади? В конце концов выбрали рыночную площадь. Для постройки виселицы решено было согнать польских плотников.
Затем приступили к выбору арестованных. Каждый из присутствующих выдвигал кандидатуры своих «подопечных». Кастендик вносил людей в список смертников без возражений. Гениг подсунул шефу папку с надписью: «Генрик Мерецкий».
— Как его здоровье? В сознании? Говорит? — спросил Кастендик.
Гениг доложил о состоянии здоровья заключённого. Он сомневался, чтобы пойманный партизан, после того как вылечится, что-либо рассказал на следствии. Он советовал скорее покончить с ним, заявив, впрочем, что право решать судьбу этого человека остаётся за шефом.
Читать дальше