Сергей Мартьянов: Самое дорогое

Он нагнулся над; измученным бледным лицом жены, увидел искусанные до крови губы, холодные капли пота на лбу и поцеловал ее.

Она открыла глаза, посмотрела на мужа долгим взглядом, погладила рукой его лицо.

— Ничего, Коля... Так надо было... Береги сына, — прошептала она, и рука ее безжизненно упала на землю.

Люди обнажили головы и молча смотрели, как начальник заставы, раненый, в окровавленной гимнастерке, закрыл у нее глаза. Потом все отвернулись, потому что он заплакал, а когда плачет мужчина, не надо его утешать...

— Вот и вся история, — закончил свой рассказ полковник. — Видели, какой у меня Петька вырос?— спросил он без всякого перехода. — Начальник береговой заставы, жениться думает, в следующий отпуск, глядишь, и внука привезет.

— Простите, — сказал я, — а вы, что же, так и остались... одиноким?

— Да.

— А кто же сына?..

— Вырастил, хотите спросить? Евгения Никифоровна, моя родная тетушка. Она как получила от меня телеграмму, так сразу и приехала, чтобы Петю забрать. У вас, говорит, тут одни басмачи, убыйэт человека. А я ни в какую. Или оставайтесь, говорю, или няньку найду из семиреченских казачек. Ну, она и осталась. Своей семьи у нее не было. С тех пор вместе кочуем. И в Средней Азии, и на Дальнем

Востоке, и в Закарпатье, и за Полярным кругом, и на Кавказе — где только не были!

— Весь свет объездили, — подтвердила Евгения Никифоровна.

Она смотрела на своего Петю по-матерински нежно.

Полковник обернулся, позвал сына:

— Петро, иди сюда. Что ты там стоишь, как солдат на посту? Петр Николаевич!

Петр потушил папиросу, подошел к столу, положил окурок в пепельницу.

— Что, отец?

— Ты о чем думаешь? — и полковник положил руку на его широкое плечо.

О чем он думал сейчас? О матери, которую не помнит? О врагах, которые лишили его материнской ласки? Или о том, как бы сам поступил на месте отца?

— Да вот смотрю на эти вершины, — ответил Петр, — и вспомнилась мне Ключевская сопка. Она из окна нашей заставы тоже видна. В'роде бы разные горы, а одинаково красивые. Так и парят в воздухе, так и парят, как белые птицы!

— Да ты поэт, я смотрю, — улыбнулся полковник. — Ну, расскажи еще что-нибудь.

— А что еще? — вздохнул Петр. — Ты все сказал.

Он сел на свое место и стал рассматривать на скатерти темное пятнышко.

Я думал о необыкновенной судьбе этих людей, удивляясь тому, что вот рядом со мной жил человек и только сегодня рассказйй о том, что должны знать все.