Ехали по узкой, неровной, усыпанной щебнем дороге. Палило июльское солнце, воздух был неподвижен и зноен. Грохот бегущего внизу потока оглушал людей, и они молчали.
Соловьев думал о том, как он в свои двадцать семь лет попал в эти места и как его измотали погани за басмачами. Даже сейчас, уезжая в отпуск, он должен был взять с собой оружие, потому что по дороге в любую минуту могли напасть враги. И еще он думал о том, что через несколько дней приедет в родное Иваново, после разлуки увидит старушку мать, познакомит ее со своей молодой женой и покажет сына.
Валентина держала на руках Петю, закрывая его от палящих лучей солнца. Коновод Тарас Глоба правил лошадьми и время от времени зорко поглядывал по сторонам. Только маленький Петя крепко спал на руках у матери: ему было полтора года.
Так они ехали до поворота ущелья. Здесь oнo соединялось с другим, выходящим к самой границе. Это второе ущелье называлось Кызыл-су, что означало «красная вода» — по дну ущелья бежал мелкий быстрый ручей, вода в нем была действительно красноватой.
Глоба уже повернул коней вправо, как вдруг из ущелья Кызыл-су выскочили всадники в пестрых халатах, раздуваемых ветром. Топота коней не было слышно из-за шума воды, и Соловьев увидел басмачей лишь тогда, когда они вплотную подскакали к бричке. Глоба успел выстрелить, и один басмач свалился с коня. Соловьев выхватил маузер, но передний всадник, привстав на стременах, уже замахнулся саблей. Все произошло так быстро и неожиданно, что он успел только нагнуть голову и тут же упал на землю, сбитый страшным ударом в плечо.
Он не видел, как Глоба яростно отбивался от наседавших на него врагов, защищая женщину и ребенка, и как вскоре тоже упал возле повозки.
Когда Соловьев очнулся и приподнялся на локтях, басмачи рысью уходили вверх по ущелью Кызыл-су. Через лошадь одного из них была перекинута Валентина. Другой всадник держал на руках ребенка. Басмачи увозили обоих.
Кровь прихлынула к голове Николая. Он знал случаи, когда басмачи увозили русских женщин и детей за границу, чтобы требовать за них выкуп или продавать в рабство восточным князькам. «Догнать врага! Выручить жену! Спасти сына!»
— Глоба! — крикнул он, но только грохот потока ответил на его голос.
Соловьев ощупал плечо. Крови не было, лишь тупая боль пронизывала предплечье и отдавалась во всем теле. Видимо, басмач промахнулся и ударил саблей плашмя.
Он поднялся на ноги, пошатываясь, подошел к лежащему поодаль коноводу, наклонился над ним, тихонько позвал. Тот открыл глаза, приподнялся и сел. Левый рукав гимнастерки у него был пропитан кровью.
— Ранен? — спросил Соловьев.
— Да, задело немножко, — смущенно ответил Глоба.
— На коня залезть сможешь!
— А как же!
Глоба поднялся на ноги и тут же поморщился от боли.
— Скачи в кишлак. Видишь? — Соловьев кивнул в сторону всадников, которые один за другим исчезали за поворотом ущелья.
— Я вас не оставлю...
— Товарищ Глоба!.. — повысил голос начальник заставы. — Не теряйте времени, скачите за помощью, понятно?
Они обрезали постромки; Глоба вскарабкался на лошадь, безнадежно вздохнул и поскакал в сторону кишлака, а Соловьев сел на вторую лошадь и поехал к границе.
Три гранаты, маузер, винтовка и верный конь были теперь у Соловьева.
Он знал тропу, которая шла через горы и выходила в ущелье Кызыл-су почти у самой границы.
Если пустить лошадь вскачь, то можно опередить басмачей, не дать им уйти за кордон.
И Соловьев успел. Когда он спустился в ущелье, положил коня и скрылся за ним, из-за выступа отвесной скалы показались всадники. Ущелье было глубокое и такое узкое, что один человек в нем мог задержать целую банду.
Первым же выстрелом Соловьев свалил переднего всадника. Дальше стрелять он боялся, чтобы не задеть Валентину и сына. Басмачи спешились, залегли за конями и открыли стрельбу. Над головой просвистела одна пуля, вторая, третья... Эхо громко отзывалось на каждый выстрел. Сорвалась и улетела прочь стая диких голубей. Внезапно наступила тишина, и пограничник услыхал, как главарь подал какую-то команду. Пять человек вскочили на коней и понеслись прямо на Соловьева. Их кривые сабли, поднятые высоко, сверкали на солнце. Бешеный топот копыт все ближе и ближе. И Соловьев впервые в жизни подумал о смерти. Его охватил страх, но не за себя, нет, а за Валентину и сына, которые оставались в руках врага. Он был единственным защитником самых близких и дорогих ему людей, и стоило ему погибнуть, как уже никто и ничто не спасет их.
Читать дальше