Виктор Муратов - Перевал

— Ну, дорогой, поздравляю с сыном! — Генерал Хофер обнял Клауса и отвернулся, пряча повлажневшие глаза.

— И я вас поздравляю с внуком.

— Спасибо, сынок. Какое думаете дать имя?

— Посоветуемся с Дианой.

— Да-да, конечно. Неделя в твоем распоряжении. Заедешь в Ростов к отцу, порадуешь старика. Из Ростова в Берлин — самолетом. Скажи Мюллеру, чтобы приготовил посылку. Трудно теперь в Берлине, а Диане сейчас, сам понимаешь… — Генерал не смог сдержать волнения. — Ты извини, Клаус, раскис я. Ничего не поделаешь — дед. — Он отвернулся, приложил платок к глазам и тут же торопливо спрятал его, как бы стыдясь своей минутной слабости. Лицо его приняло обычное холодноватое и озабоченное выражение. — Поторапливайся, Клаус. Кстати, перед отъездом повидайся с Гансом. Он только что вернулся из штаба корпуса, его вызывал сам Конрад. Это не случайно. Очевидно, вам с Гансом предстоит серьезное дело.

…Ганс Штауфендорф не скрывал своей зависти.

— Везет же тебе, Клаус! Со всех сторон везет. Это же надо — одному человеку столько радостей сразу: родился сын, увидишь жену, увидишь родную Германию, Берлин. Я тебе по-хорошему завидую. Но поторапливайся. Нас ждут великие дела. Тебе твой тесть, конечно, ничего не сказал. А я скажу по секрету: генерал Конрад получил указание из Берлина водрузить на Эльбрусе флаг рейха. Кому он поручит это дело, точно пока не известно. Но вполне возможно, что нам с тобой… Кому же еще! Мы знаем маршруты. И вот еще что: ты будешь в Ростове, там есть лазарет для военнопленных номер сто девяносто два. Обязательно побывай там. В этом лазарете наш общий знакомый Борис Севидов.

— Альпинист?! — удивился Клаус.

— Да, вероятно, один из тех русских, с которыми в тридцать восьмом мы с тобой ходили в горы. Вот посмотри. — Ганс извлек из планшетки фотокарточку.

Клаус узнал невысокие строения альпинистского лагеря «Рот-фронт». На переднем плане — молодые парни и девушки. Обняв друг друга за плечи, они приветливо улыбаются в объектив. Ганса среди них не было: он фотографировал. Клаус жадно всматривался в потемневшие от горного солнца лица, отыскивая Ольгу. И он узнал ее. Она стояла между ним и Степаном Рокотовым. Они снимались после того памятного восхождения, когда Ольга едва не свалилась в пропасть. Клаус все смотрел на Ольгу и мысленно возвращался в не очень далекую радостную юность.

— Узнаешь его? — ткнул пальцем в фотографию Ганс — Вот, слева от тебя.

— Да, это Борис Севидов.

— Так вот, там, в лазарете, он упорно скрывает свою фамилию. Ты взгляни на него и припри к стенке. Генерал Конрад настоятельно рекомендует уговорить Севидова идти с нами на Эльбрус. Я бы сам поехал в этот лазарет, но необходимо срочно готовить отряд. И тут удачный случай — ты едешь. Тебе легче будет найти с ним общий язык.

— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Клаус.

— Не сердись. Чего скрывать, у тебя с русскими альпинистами, помнится, были приятельские отношения. Даже та девица, Оля…

— Оставь!

— Молчу, молчу, — примирительно проговорил Ганс — Но согласись, старая дружба двух спортсменов может нам теперь здорово пригодиться.

— Почему ты мне прежде не показывал эту фотокарточку? — спросил Клаус.

— Ну… как сказать… — Ганс замялся. — Просто нужды не было… Кстати, такая же фотокарточка есть и у майора Ланге.

— Как она попала к нему?

— В секретном отделе штаба горного корпуса несколько таких снимков.

— Зачем?

— Пока к нам попал лишь Борис Севидов, но, кто знает, может, кого-либо из остальных встретим. Учти, Клаус, сам генерал Конрад настоятельно рекомендует уговорить Севидова идти с нами на Эльбрус. Мы, конечно, и без него справимся, но… советский офицер, брат генерала Севидова, водружает флаг германского рейха на Эльбрусе. Согласись — такой факт уже сам по себе прекрасная пропаганда.

В Ростове на перроне Клауса встретил отец. Доктор Берк уже все знал и был безмерно счастлив. И на вокзале, и сидя в машине, он без умолку говорил, не давая Клаусу раскрыть рта.

— Я всегда был уверен, слышишь, сынок, всегда был уверен, что у меня будет внук. Не должен перевестись род Берков, никак не должен. Ты представляешь, родился новый Берк! Если бы он еще был Отто, я бы мог спокойно умереть.

— Рано хоронишь себя, отец.

Они ехали по разрушенному Ростову. Полуразвалившиеся, обгоревшие дома угрюмо и, как показалось Клаусу, зловеще смотрели вслед «мерседесу» закопченными глазницами окон. Кое-где изможденные жители под присмотром полицаев разбирали булыжные баррикады, расчищали проезжую часть улицы. Глядя на мертвые дома, на тощих, истерзанных и обездоленных людей, Клаус думал о Берлине, о родном переулке «Анна Мария», о Диане и теперь уже о сыне. Как они там? Ведь Берлин бомбили и прежде, наверняка бомбят и теперь. Сумеет ли тетушка Поли уберечь жену и сына? Клаус еще не мог осознать до конца то, что произошло на днях в Берлине. Но событие свершилось. Там, в Берлине, уже существует человек, в котором течет его, Клауса Берка, кровь.