Виктор Муратов - Перевал

Мужчины посмеивались над Петром и всякий раз просили рассказать родословную. Ольга не одобряла их, пусть даже безобидных, насмешек.

— Все может быть, — говорила она. — Возможно, судьба так закрутила род Дерибасов, что простой колхозник из станицы Кочетовской может теперь доказывать свое французское происхождение.

Но вот однажды Андрей Антонович раздобыл у букиниста книгу об истории Одессы.

— Ну вот, Петр, — сказал он Дерибасу, — если и правда Дерибас твой далекий предок, то уж никак не француз.

— Вся Одесса знает, что француз, — возразил Дерибас.

— Испанец он, испанец из Барселоны. И полное имя его — Дон Йозе де Рибас. И если так, то течет в тебе еще и ирландская кровь, потому что его отец был женат на ирландской дворянке.

Петр Дерибас не слишком опечалился. Ему не важно было происхождение далекого предка. Ему льстило, что сам он имел отношение к основателю Одессы. Петр очень гордился своей фамилией и надеялся продлить род Дерибасов. Но ему не везло. Его казачка Мария почти через год рожала дочерей.

— Ничего, — успокаивал себя Петр, — баба у меня на девок родёмая, а все ж Дерибас будет. Все одно пацана родит.

Возможно, потому, что у него не было сына, Петр души не чаял в Ванюшке. И каждое лето ждал его нетерпеливее, чем взрослых постояльцев.

В последнее лето у Ванюшки то ли от простуды, то ли от комариных укусов тело покрылось болячками. Ему нельзя было купаться в Дону, и он отсиживался на берегу в тени акаций, пегий от зеленки и жалкий.

Дерибас не мог смириться с такой несправедливостью. Ольга так и не узнала рецепта, не узнала, где раздобыл Дерибас какую-то траву, но через неделю исчезли болячки и тело Ванюшки стало гладким и чистым…

В горах темнеет сразу. Подул теплый закатный ветер. Погасли розовые снега на далеких вершинах, вокруг легли четкие тени, и странно зыбились непривычно низкие звезды. Казалось, несмотря на теплую августовскую ночь, они вздрагивают, словно озябшие. Изредка в небе слышался гул самолетов — неизвестно чьих. И тогда в селении просыпались собаки. Самолеты удалялись, пропадал их какой-то неуверенный, глуховатый рокот, а лай сторожевых псов все не утихал, и порой казалось, что это тявкают запоздалые зенитки. Намаявшись, собаки умолкали, и над прохладной землей снова застывала ночная тишина, нарушаемая лишь убаюкивающим бормотанием Баксана. В этой тишине было что-то зловещее, будто с минуты на минуту должно было произойти нечто страшное, хотя страшнее того, что уже произошло, было трудно представить.

…Ольга не слышала, как Борис на рассвете сходил в аул. Проснувшись, она никак не могла открыть глаза. Пыль толстым слоем покрывала всю ее — с ног до головы. Она с трудом размежила веки и увидела над собой людей. Молодая горянка что-то говорила низенькому худому старику с лицом, изрытым черными морщинами. Старик был одет в бекешу с газырями. На его голове низко, до самых бровей, была надвинута барашковая папаха. Борис стоял рядом с ними.

Ольга приподнялась, отряхиваясь от пыли.

— Это уважаемый Чокка Асланович, — поклонился Борис старику. — А это Лейла.

— Здравствуйте, Оля, — улыбнулась горянка.

— Здравствуйте, Лейла, — ответила Ольга и лукаво взглянула на Бориса: «Так вот она какая, Лейла».

— Почему здесь спите? Почему к нам в дом не пришли? Отец обижается.

— Устали, Лейла, — виновато проговорила Ольга. — Еле до этой копны дошли.

— Совсем немного до нашего дома оставалось. Выпейте айран, сил прибавится. — Лейла подала Ольге глиняный кувшин с кислым молоком. Ольга жадно глотала холодный бодрящий напиток, а Лейла, все смотрела на нее, щуря на солнце большие, чуть раскосые глаза.

— Ладно, дочка, — остановил ее старый Чокка, — сейчас не время для обид, торопиться нада. Послушай, Борис, — обратился он к Севидову, — Лейла по своим делам едет, проводит вас. Только нада другой костюм надевать.

— Зачем это? — удивился Борис.

— Ты горы не знаешь. Своих не быстро можешь найти. А если немец встретишь? И девушка Оля нада другой костюм надевать. О, аллах, — вздохнул Чокка, — прежде женщины боялись шороха собственного платья, а теперь берутся за оружие. Лейла, быстро, быстро одевай девушка. Тебе, Борис, как раз костюм Мустафара есть. Горный костюм, и ботинки есть горные. Торопиться нада.

— Оля совсем не может ходить? — спросила Лейла.

— Может, но пока ей трудно. Сильный ушиб.

— Так, — озабоченно проговорил Чокка, почесывая клинышек седой бороды. — На ишак сядет?