Ему вспомнилось, как, пройдя зону альпийских лугов, альпинисты достигли мертвых ледников, где их подстерегали прикрытые снегом глубокие трещины. Вырвавшись из-за скал и почувствовав свободу, по заснеженной марене раздольно носился бешеный холодный горный ветер.
Альпинисты поднимались, связавшись веревками. В каждой связке по четыре человека. Шли, ступая след в след. Клаус изредка посматривал на Ольгу. Та шла уверенно и была необычно серьезна.
Клаус тогда чертовски устал. Ему казалось, что он сможет сделать еще всего несколько шагов и упадет. Но он шел в одной связке со Степаном Рокотовым, в одной связке с Ольгой. И это придавало ему сил.
Вот и седловина перевала Хотю-Тау. Первой там оказалась Ольга. Рядом с ней встали Степан Рокотов, Ганс Штауфендорф и он, Клаус Берк. Размахивая руками, Ольга что-то кричала, но ветер относил звуки, и Клаус видел только смеющееся, счастливое лицо.
Степан достал ракетницу и выстрелил вверх. Затем он извлек из планшета лист бумаги с текстом песни о перевале. На листке расписались все участники восхождения. Степан свернул трубочкой листок, спрятал его в ракетную гильзу. Борис Севидов и низкорослый крепыш Аршак Петросян приподняли увесистую глыбу и придавили ею гильзу.
— На память! — крикнул Степан.
По альпинистскому обычаю не стали поздравлять друг друга: ведь еще предстояло спуститься вниз, а это не менее опасно.
Начался спуск в сторону ущелья по крутому склону. Далеко внизу, словно сказочное чудовище, притаился с раскрытой пастью бергшрунд — ледяная пропасть у основания снежного склона. Они тогда с трудом отыскали снежный мост, нависший над бергшрундом. Степан Рокотов ползком перебрался через мост и укрепился на противоположной стороне. За Степаном шла Ольга. За ней Ганс. Последним — Клаус.
Клаус еще не приготовился страховать веревкой идущих, как услышал крик и увидел Ольгу, быстро сползающую в пропасть. Они не успели опомниться, как, увлекаемый Ольгой, начал сползать к краю бездны Ганс Штауфендорф. Клаус быстро забил ледоруб в снег, закрепил за него веревку. Ганс перестал скользить, веревка, ведущая от него к Ольге, натянулась. Ольга повисла над пропастью. Степан, Клаус и Ганс с двух сторон начали осторожно поднимать Ольгу. Когда опасность миновала, Степан, протягивая флягу с кофе, отчитывал Ольгу:
— И не стыдно? Кому-кому, а тебе…
Ольга улыбалась, подмигивала весело подругам, как будто ничего не произошло.
Да, это была отважная девушка. И ребята были отчаянные. Погода к вечеру испортилась. Гроза и ливень загнали альпинистов под нависшую скалу. Ветер выл, те и дело меняя звуки. Гром, усиленный эхом, сотрясал перевал. Вспышки молний на миг выхватывали из тьмы словно в оцепенении застывшие скалы. Даже не верилось, что совсем недалеко внизу плещутся волны теплого моря, цветут магнолии.
Гроза прекратилась лишь к полуночи. Ветер отогнал тяжелые тучи и, обессилев, затих. Небо, словно сбросив с себя тяжелое покрывало, обнажило звезды. Они были теперь особенно крупными, казалось, их можно было достать рукой.
Девушки замерзли и под утро забрались в свои спальные мешки. Ольга и не заметила, когда Клаус успел положить возле нее ветку нежного рододендрона. Это заметил Степан. Он понимающе посмотрел Клаусу в глаза, по промолчал. Клаус смутился, но все же спросил:
— Твой друг Борис влюблен в Ольгу?
— Борис? — удивленно улыбаясь, переспросил Степан.
— Да, это видно.
— Ольга — племянница Бориса.
— Что это — племянница? — не понял Клаус.
— Дочь родного брата.
«А ты сам не влюблен в Ольгу?» — хотелось Клаусу задать еще вопрос, но он счел это бестактным и промолчал.
Клаус и Степан немного вздремнули, прижавшись спиной к спине и, как говорят альпинисты, укрывшись веревкой.
На следующий день Клаусу и Гансу предстояло покинуть лагерь «Рот-фронт»: заканчивался срок сборов. За двадцать дней русские парни и девушки стали для Клауса друзьями, опасные Кавказские горы сблизили их, научили ценить товарищество. Уезжая тогда в Берлин, он не знал, встретит ли еще когда-нибудь этого добродушного смелого Степана, отчаянного и бесшабашного Бориса Севидова, темпераментного Аршака Петросяна, Ольгу…
Клаус напрасно иронизировал. Отец был на весьма важном совещании, собранном рейхсминистром Розенбергом в малом зале заседаний имперского министерства на Унтер-ден-Линден, 63.
Имперское министерство по делам оккупированных территорий вынуждено было в сорок втором году, когда война с Россией приняла затяжной характер, менять свою тактику. И хотя основной принцип, рожденный в ставке фюрера еще в июле сорок первого года — «оккупированные советские территории следует, во-первых, подчинить, во-вторых, ими следует управлять, в-третьих, их следует эксплуатировать», — оставался прежним, организация и методы работы требовали изменений.
Читать дальше