Виктор Носатов - Фарьябский дневник. Дни и ночи Афгана

— «Тридцать восьмой»! «Тридцать восьмой»! Что там у вас, отвечайте?

Эфир напряженно молчал.

— Прибавить скорость, — приказал начальник ММГ. Но все уже без его приказа ускорили движение, насколько позволяла стиснутая глинобитной стеной дорога.

— «Чайка», «Чайка»! Я — «Сорок первый»! — раздался в наушниках голос командира машины, следовавшей за головной. — Вышел из-за поворота, вижу «Тридцать восьмой». Сапегин разговаривает с кем-то из афганцев.

— Слава богу жив! — облегченно выдохнул Калинин.

— Сорок первый, подойди ближе, узнай, в чем дело. Пусть Сапегин доложит сам.

— «Чайка»! Я — «Тридцать восьмой»! — тут же послышался голос Сапегина. — Чуть не «поймали» мину. Спасибо — женщина выскочила из калитки, вовремя остановила нас.

— Что за женщина, какие мины?

Не дожидаясь ответа, командир вышел из машины и вместе с переводчиком направился к голове колонны.

Машины замедлили движение, и он без труда их обгонял. Вскоре из-за поворота показался головной БТР.

Впереди, под прикрытием пулеметов, в поте лица трудились саперы. На обочине небольшой стопкой возвышались несколько круглых мин в пластмассовой ребристой упаковке. Старший лейтенант Сапегин, пытаясь объясниться с крестьянкой, размахивал руками, что-то изображал ими, но, видно, разговора так и не получилось. Женщину командир увидел, лишь подойдя вплотную к машине. Она выглядывала из перекошенной дверцы, которая закрывала небольшой проход в дувале. По всему было видно, что на дорогу выходить она не собирается…

— Товарищ майор, — увидев командира, торопливо, словно оправдываясь за задержку связи, начал Сапегин, — вот женщина, которая нас спасла.

Из-за дверного проема на них из-под мелкой волосяной сетки паранджи смотрели перепуганные и в то же время решительно блестевшие глаза. Командир с трудом уловил красивые округлые черты лица женщины, очерченные тонкой тканью. Постаревшими от тяжелой повседневной работы, испещренными морщинами руками она пыталась что-то объяснить недогадливым офицерам, повторяя одну и ту же фразу.

— Рафик Леша — ташакур. — После этого сложила руки лодочкой, раскачивая их из стороны в сторону, словно там был ребенок. Потом она крикнула о чем-то во двор, и к калитке опасливо подбежал почерневший на солнце малыш в обтрепанных шароварах и в резиновых, потертых шлепанцах на босу ногу. Женщина гладила мальца по голове и о чем-то ласково щебетала.

Калинин ждал объяснения от разведчика.

— Подобрав саперов, как вы сказали, — начал он, — хотел поставить машину на обочине, чтобы обзор был лучше. Едем тихонько, смотрим за отпечатками шин проехавшей раньше машины. Вроде все нормально, и вдруг, из калитки выбегает женщина, машет руками и снова прячется за забором. Честно говоря, я сразу не понял, что она хочет. Остановил машину, подошел к калитке. Стоит за дверцей женщина, что-то говорит на своем языке и руками на дорогу показывает. Вся дрожит, но упорно что-то повторяет. Я хотел уже рукой махнуть на нее, вдруг слышу среди ее лепетания «Рафик Леша». Конечно, с акцентом произнесла она эти слова, но я сразу понял, что она хочет нам помочь, если Леху вспомнила. Дал понять ей, что весь внимание. Она снова начала что-то говорить, показывая на дорогу. Я подозвал сапера, сказал, чтобы тот, прижимаясь к дувалу, шел вдоль дороги вперед и следил за моими сигналами. Когда боец прошел метров десять — пятнадцать и вступил в тень раскидистой урючины, афганка замахала из стороны в сторону рукой. «Надо остановить», — догадался я и подал знак — остановиться. Наладив миноискатель, тот стал медленно обследовать полотно дороги, и вот результат, товарищ майор: вынули ребята уже три мины, вытаскивают четвертую. И что самое интересное, отпечатки протекторов прошедшей перед нами машины не прерывались, видимо, взрыватель многоразовый, такой же, как и в минах найденных на перевале. Ведь вы помните, там мина взорвалась не под первой, а под третьей машиной.

— Интересно, интересно, — довольный таким оборотом дела, сказал командир и, взглянув на упакованную в паранджу женщину, спросил: — Откуда доктора Лешу знаешь?

Переводчик повторил вопрос на пушту. Женщина глухо, с дрожью в голосе, начала что-то торопливо объяснять.

— Говорит, что доктор Леша спас жизнь двум ее малышам. Это было с полгода назад. От частого недоедания и изнурительной работы в поле ее два мальчика заболели. Она отдала последнюю овцу мулле, но тот, сколько ни взывал к аллаху, спасти их не смог, сказал, что на все воля аллаха. Тогда, взяв детей, она отправилась в город. Пришла только к вечеру. От добрых людей узнала, что русский врач принимает больных бесплатно, но тут же стали пугать, что аллаху противна помощь безбожника. Но она пошла, что ей оставалось делать. К больнице уже подъехали машины, которые сопровождали доктора в лагерь шурави. Так объяснил бедной женщине привратник и показал на доктора, который, сняв халат, направился к машине. Женщина упала перед ним в пыль и, обливаясь слезами, умоляла спасти ее крошек. Доктор поднял ее, сказал, что посмотрит детей. Первым делом распорядился накормить горемычную семью. Устроил детей в больницу и каждый день навещал их, пока те не выздоровели. А сегодня утром пришли с гор вооруженные люди, которые ругали русских, грозились им небесной карой, а потом начали рыть яму посреди дороги, напротив ее урючины, что-то туда положили и зарыли снова. Сделали они это так, что не осталось никаких следов. Пригрозили людям, что сожгут кишлак, если кто-нибудь из них окажет помощь русским.