Леон Дегрелль: Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее

Битва на окраинах города была жестокой. Только на одном кладбище возле вокзала появились более 600 немецких могил. Целые улицы были сожжены. Однако город был по-прежнему прекрасным. Проспект Карла Маркса, сразу переименованный в Адольф Гитлер штрассе, пересекал город из конца в конец, широкий, как Елисейские Поля.

Война перешагнула реку. Ее обличье, проявившееся, когда немецкие войска вошли в густонаселенные районы, имело вид скорее комический, чем трагический. Длинные ряды людей, мертвецки пьяные, лежали вдоль канав, по которым текли потоки водки, ведь большевики, отступая, разбили хранилище. Пьяные черпали алкоголь даже из грязи, а потом, упившись, валялись пузом кверху, ожидая прибытия победителей.

В Днепропетровске сталинский режим вел грандиозные строительные работы. На нас все это произвело впечатление еще в пригородах, когда мы увидели огромные кирпичные дома, построенные большевиками для рабочих. Они выглядели вполне современно. Здания были огромными, и их было очень много. Несомненно, что большевики делали кое-что для рабочих. Если нищета крестьян была ужасающей, рабочие, по крайней мере, получили кое-какие выгоды в новые времена.

Однако было необходимо посетить эти здания и рассмотреть их внимательно. Мы жили шесть месяцев в Донецком бассейне. У нас оказалось достаточно времени, чтобы проверить выводы, которые мы сделали, впервые войдя в Днепропетровск. Здания, столь внушительные издали, на самом деле оказались гигантским обманом для глупых туристов, которых привозил сюда «Интурист», и операторов документальных фильмов.

Если подойти поближе к этим зданиям, то чувствовалось ужасное зловоние, которое поднималось от гигантских луж грязи и дерьма, окружавших каждый дом. Вокруг них не было ни тротуаров, ни щебенки. Русская грязь была повсюду, и повсюду стены облупливались и трескались. Балконы шатались, цементные лестницы были выщерблены, хотя здания простояли всего несколько лет.

На каждом этаже имелись несколько квартир, которые были выбелены и располагали крошечными кухнями, рассчитанными на несколько семей. Электрические провода были собраны в пучки. Внутренние стены были сделаны из гипса и трескались при попытке забить в них гвоздь.

Как правило, в домах не было воды. Пролетарии, не умея пользоваться коммунальными удобствами, облегчались вокруг зданий, превратив район в огромную выгребную яму. На морозе дерьмо застыло, но при каждой оттепели снова начинало смердеть. И в результате эти многоэтажные дома были еще менее пригодны для жизни, чем жалкие избы, в которых, на богатейшей в Европе почве, прозябали в нищете миллионы русских крестьян. Они были одеты в лохмотья, ели из глиняных мисок грубыми ложками, вырезанными из дерева.

75 процентов наших солдат были ремесленниками. Многие из них в свое время поддались советской пропаганде. Теперь они стояли, разинув рты, при виде грязи и убожества, в которых жил русский пролетариат. Они трясли головой, отгоняя видение, и были вынуждены посмотреть дважды, чтобы поверить собственным глазам.

Гитлер поставил опасный эксперимент. Сотни тысяч германских рабочих были мобилизованы и посланы на Восточный фронт, и они могли сделать опасные сравнения, если бы коммунисты действительно сделали что-то серьезное для своих рабочих.

Напротив, мысли немцев возвращались к уютным домам в Германии, к их комфорту, семейным садикам, клиникам и родильным домам, приятному отдыху, оплаченному отпуску, восхитительным круизам по Скандинавии и Средиземноморью. Они вспоминали своих жен и детей, здоровых и прекрасно одетых. Глядя на оборванных русских, на их жалкие избы, квартиры мрачных и рахитичных рабочих, они делали совершенно ясные выводы.

Никогда еще немецкие рабочие не совершали столь поучительного путешествия.

Четыре года спустя это сопоставление сработало в обратную сторону: советские солдаты возвращались домой, разграбив Восточную Европу — часы, ювелирные изделия, одежда. Они были поражены комфортом в некоммунистических странах и разочарованы «раем» деревянных ложек, заплатанной одежды и кучами говна вокруг домов-бараков.

По прошествии трех дней мы получили приказ выступать дальше. Ближе к утру мы должны были переправиться на левый берег Днепра и войти в прифронтовую зону.

В 18.00 наш легион собрался на террасе, возвышавшейся над рекой. До нас долетал мощный шум воды, и я вышел вперед, чтобы еще раз напомнить своим товарищам об их долге, как европейцев, патриотов и революционеров. Странные чувства овладели нами. Кто из нас вернется обратно?