Генрих Боровик - Пылающий остров

— Хорошо, — сказал спокойно офицер. — Придется сделать тебе маникюр, а то у тебя пальцы некрасивые.

Я не понял, что он сказал, и ждал.

Пришли два солдата. Привязали меня крепко к стулу, а палец руки вставили в железное кольцо, укрепленное на столе. Кольцо сжали винтом так, что пальцем не двинешь, и офицер специальными щипчиками начал отдирать ноготь…

Я еще слабый был от удара в лицо и надеялся, что потеряю сознание, мучиться буду меньше. Но сознание не уходило…

Так продолжалось несколько дней. Я все-таки молчал.

Однажды офицер повел меня за город. «На расстрел», — решил я. Остановились мы на пустыре. Посредине пустыря — столб. К нему привязан человек. В десяти шагах от столба солдаты стоят с винтовками. Подвели меня ближе. Смотрю, у столба Аугусто стоит — брат.

— Если ты сейчас не скажешь правду, — говорит офицер, — твой брат увидит святую мадонну.

У меня все внутри оборвалось. Лихорадочно соображаю, что делать.

— Ну? — спрашивает офицер. — Считаю до десяти.

На счете «восемь», когда солдаты уже поднимали ружья, я сказал:

— Отвяжите его и с меня наручники снимите, я скажу.

Офицер поверил. Брата освободили, подвели ко мне. Мы обнялись.

— Пусть солдаты отойдут, — говорю офицеру, — чтобы только вы знали.

То ли он от радости всякую осторожность потерял, то ли на мою слабость надеялся. Не знаю. Только отдал приказ солдатам. Те отошли, покуривают сигары.

Что есть силы я ударил офицера ногой в живот. Отлетел он метра на три и упал — видно, удачно я попал. Мы с братом бросились бежать. Солдаты вначале растерялись и стрелять начали через несколько секунд, когда мы уже были рядом с сахарным тростником, который окружал пустырь. И все-таки они успели. Брат упал. Я обернулся, увидел — в затылке у него рана. Бросился дальше. Уже когда был в тростнике, какая-то шальная пуля попала мне в левую руку. Рана пустяковая, но вот видите… Не двигается. Нервы, что ли, перебиты, не знаю. До повстанцев я все-таки кое-как добрался. Две недели шел. Питался одним сахарным тростником. Пришел к ним, да так и остался в горах. До победы. А мешок с рисом не донес. Жалко, им тогда провизия очень была нужна…

Педро улыбнулся виновато, будто ждал, что мы все сейчас начнем корить его за мешок рису, который он не донес…

Это была моя первая, как я думал, встреча с участником кубинской революции. После нее я понял, что мой опыт в розыске людей, о которых надо писать, на Кубе не нужен.

Сейчас я листаю записную книжку, и мне среди сотен записей трудно отобрать наиболее интересный рассказ. Все интересно, все важно. Хотя, впрочем, вот этот, пожалуй, будет полнее других.

Итак, мы остановились на том, как первые крестьяне, прослышав о высадке революционеров в провинции Ориенте, пытались оказать помощь людям, поднявшим знамя борьбы за свободу Кубы.

Франк Паис, возглавлявший большую подпольную группу сторонников Кастро в Сантьяго-де-Куба, тайно направлял к Фиделю верных людей, доставлял оружие, боеприпасы и продовольствие.

О том, как это происходило, мне рассказал капитан повстанческой армии Артуро Перейра, с которым меня познакомил мой друг Хиральдо.

— Я из Мансанильо, — рассказывал капитан. — Работал там шофером на грузовике. Перевозил продукты, вещи, в общем по найму — что придется, от магазина к магазину до Сьерры.

Второго декабря по радио передали: высадился Фидель. Вся его группа убита или взята в плен.

А через месяц по поручению Франка Паиса я уже возил продукты, оружие и амуницию для Фиделя.

Снабжением Сьерры из Мансанильо командовала Селья Санчес. Вы ее когда-нибудь видели? Она сейчас секретарь Фиделя.

Первое, что Батиста сделал, окружил всю Сьерра-Маэстру наглухо. Чтобы ни одна мышь ни туда, ни оттуда. Расставил контрольные посты на всех дорогах и запретил всякое снабжение Сьерры продуктами. Он хотел заморить повстанцев голодом. Вместе с ними погибли бы и крестьяне, живущие в горах. Но это его не беспокоило.

Так вот, начал я возить. Мой маршрут был от Мансанильо до Провиденс, каждые два-три дня. Там я передавал груз нашим людям, а они на мулах и пешком доставляли его в горы. Проверка была при выезде из Мансанильо, в Джаре и в Эстрада-Пальме. Солдаты проверяли бумаги и потом — нет ли в машине консервов, фруктов, галет и другого в этом роде. Я возил рис и бобы. Первое время рис и бобы разрешалось возить в горы, так как Батиста думал: повстанцы не смогут готовить пищу на огне, боясь демаскироваться. Но пищу революционерам готовили крестьяне в своих хижинах.