Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

— Ты, кажется, в первый день с кем‑то из соседнего барака разговаривал.

— А вы заметили?

Глебов промолчал. Спросил тихо:

— Какое у тебя звание?

— Лейтенант.

— Присматривайся к народу. А с ними, — Глебов глазами указал на другие бараки, — надо связь установить. В одиночку здесь ничего не сделаешь.

Когда Нестеров отошел от Глебова, у него словно в глазах посветлело. И так захотелось жить…

Наступили холодные осенние дни. Ночами подмораживало. Каждое утро все больше двигалось носилок к «двадцать шестому» корпусу.

— Зимой все дойдем, — мрачно предсказывал Ребров. — Так было и в сорок первом.

Нестеров, опираясь о стену, еле поднимался. Отдышавшись, медленно шел на улицу. Майор Глебов, исхудавший, глаза ввалились, тяжело шагал по коридору каменного здания, открывал двери, говорил тем, кто лежал:

— Выходите на физзарядку.

Физзарядкой он называл ходьбу во дворе, а кто не мог двигаться, чтобы сидел на воздухе.

Очень исхудал, даже меньше стал ростом, моряк Алеша Горшков, но он не терял бравой выправки. Часто его можно было видеть вместе с майором Глебовым… Весь ссохшийся, уже не похожий на медвежонка Алеша не рассказывал больше о Сибири, исподлобья поглядывал на немцев… Парень с забинтованной головой по — прежнему ни с кем не говорил, а на чей‑то вопрос, недоуменно смотрел перед собой.

Тяжки длинные ночи. Каменные стены настывали, и нет никакой возможности согреться. Из одежды редко у кого имелась рваная шинель, у некоторых и гимнастерок не было.

В последние вечера из одного корпуса разносилась по лагерю песня. Сильный, красивый голос с каким‑то рыданием повторял слова:

Алевтина, Алевтина!..

Если б знала ты страдания мои!

Как раненая птица плакала от разлуки со своей родной стаей, так и невидимый человек повторял тоскливую мелодию. Позже оказалось, что это был известный артист, взятый в плен в харьковском окружении. Сколько было здесь всяких известных и неизвестных, погибающих без вести.

Бью особенно тяжелый вечер. Хлестал за окном холодный дождь. Напротив первого корпуса сейчас разместилась полиция. Слышался оттуда свист плетей, крики избиваемых. Услыхав эти вопли, севастопольцы сжимали кулаки… И вновь, словно стон израненной птицы в неволе:

Алевтина! Алевтина!..

Молодой парень с пораненной головой вдруг поднялся, будто впервые увидел эти каменные стены, лежавших без движения на полу людей, кинулся на улицу, крича:

— Я в плену! В плену!..

И с разбега бросился на колючую проволоку. Треск пулеметов! Прожекторы скрестились над первым бараком — на колючей изгороди, пробитое пулями, распласталось иссохшее тело.

Хлещет дождь. Свистят плети…

Алевтина! Алевтина!..

Если б знала ты страдания мои!

После очередной утренней проверки, в барак севастопольцев зашел коротконогий унтер — офицер.

— Работа, работа! — щерился он в улыбке. — Гут работа. Кто есть электрик?

Все, поднявшись, хмуро глядели на сытую морду

унтера.

— Кто есть электрик? — опять повторил он требовательно.

Алеша Горшков, услыхав это, будто увидел сейчас свое сибирское село, бревенчатые избы, наверно, в них уже вспыхнул электрический свет…

— Ты есть электрик? — унтер взглянул на Алешу, в лице у которого застыла улыбка. — Ком! — и повел Алешу из барака.

Все смотрели в окна, как унтер вывел Алешу из концлагеря, и скрылись они за углом немецкой казармы. Севастопольцы вздохнули. Работа… Без нее также трудно, как без хлеба.

Вернулся Алеша под вечер. У него светилось лицо.

— Делал внутреннюю проводку в казарме, — рассказывал он. — Как взял в руки ролики и кусачки, все свое село вспомнил…

— Хоть покормили? — угрюмо спросил пухлый Семен Ребров.

— Супу немного дали, вот вкусный! — И осекся, взглянув на товарищей. — Даже с мясом…

— Хватит! — приказал Ребров.

— Я там насобирал… — Алеша разжал кулак, и все увидели окурки.

— Вот это удружил, — бормотал Ребров, трясущимися руками разворачивая окурки. — Все по разу зашмыгнемся…

Утром опять унтер увел Алешу. Семен Ребров под вечер от окошка не отходил. Вот и вернулся Алеша: хмурый, задумчивый. Окурков не принес.

— Закончили проводку, — сказал он.

Наутро в барак прибежал запыхавшийся унтер-

офицер:

— Где электрик?

Алеша вышел вперед.

— Кусачки! — заорал унтер. — Где кусачки?

— Не знаю, ничего не знаю…

— Где они? — унтер наотмашь ударил пистолетом в лицо Алеши. — Аллее век!

Стуча кованными сапогами, по двору бежали солдаты.