Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

В ночь на тридцатое июня гитлеровцы ворвались в Севастополь… Шли уличные бои. В рукопашную, штыками, с камнями в руках бились пехотинцы и моряки с гитлеровцами — вооруженными, откормленными, уже в десять раз пре- восход. щими по численности защитников Севастополя.

Отходили от города к тридцать пятой батарее. Стеной стояли севастопольцы и падали под ударами авиации,

танков, тяжелых орудий… Отступать дальше некуда, дрались за каждый камень у кромки черноморского берега. Ждали эскадру…

А в Инкермане, окруженном со всех сторон фашистами, еще оборонялись. В той штольне, где рота Нестерова, был телефон. Лейтенант несколько раз подходил к нему, вызывал, слушал в трубку — никакого звука. А в ночь на тридцатое июня телефон вдруг зазвенел. К нему подошел Малахов.

— Есть кто из командиров? — спросили по телефону.

— Сейчас позову командира роты.

— Скорей!

— Я слушаю, — сказал Нестеров и сразу почувствовал, сообщат что‑то особенное…

— В Инкермане кроме вас еще кто есть?

— В этой штольне одна рота, а в других штольнях не был, мы все время отражаем атаки.

— Сейчас к Инкерману подходит большая колонна механизированной немецкой пехоты и много танков. Как только они подойдут к Инкерману, штольни будут взорваны…

Холодом охватило душу Нестерова.

— Спасайтесь, товарищи, в самой крайней штольне! Склады с боеприпасами в Инкермане нельзя отдавать врагу! Танки уже подходят… — голос умолк.

— Инкерман взорвут! — крикнул Нестеров. — Все в самую крайнюю штольню!

— Я знаю! — крикнул моряк. — За мной!..

Страшный взрыв потряс весь Севастополь, прогрохотал в горах и далеко в море… Этот взрыв был слышен на тридцать пятой батарее у Херсонесского мыса, куда в ночь на тридцатое июня перешел штаб севастопольской обороны. Взрыв услышали все гитлеровцы вместе с командующим генералом Манштейном, и узнали они, что их большая колонна механизированной пехоты и танков, проходившая через Инкерман, была почти полностью уничтожена.

А над местом взрыва высоко поднялось белое облако

— каменная пыль — и пылало там, в развалинах Инкермана, красное зарево пожара.

Нестеров очнулся. Нестерпимо болели обожженные руки и лицо. Хотел подняться, но не было сил… Он крикнул и услышал только свой шепот. Пополз, падая головой на

каменный пол подземелья. Но упорно двигался дальше. Его руки в темноте наткнулись на лежавшего человека, нащупал бескозырку. Пальцы коснулись холодного лица и ощутили глубокий шрам…

— Малахов… — раненый лейтенант упал головой ему на грудь, обхватил товарища руками. Потом он приподнялся, пошарил руками и нащупал еще одного убитого.

Нестеров положил бескозырку с лентами на грудь мертвого моряка и пополз куда‑то дальше. Полз долго, ничего не видя и не ощущая. Но затем почувствовал, что на него пахнуло прохладным воздухом. Двинулся вперед и вскоре перед ним забрезжил свет. Нестеров пополз в ту сторону. Увидел широкую, как ворота, дверь, не закрытую ничем. В ее проеме виднелся кусок рассветного неба. Лейтенант пытался подняться, чтобы поскорее выбраться из разрушенного каменного подземелья, но упал. Сколько времени пролежал — не помнил. И собрав, наконец, силы, выполз из этой полуобвалившейся каменной штольни. Видел: по всей дороге лежали убитые наши солдаты, а среди них — лейтенант даже вскрикнул — были и солдаты из его рогы. Может, раненые, но все же выбрались из той же штольни, где он только что был, а здесь их скосили фашистские автоматчики.

Весь каменный Инкерман рухнул от взрыва. Над дорогой громоздились груды танков с крестами, обгоревшие остовы автомашин, доносились громкие крики немцев. Туда подошли подъемные краны, растаскивали железные груды.

А по засыпанной землей и камнями дороге приближался бульдозер, расчищая от трупов дорогу.

Все ближе крики немцев и гул бульдозера. Лейтенант Нестеров зашевелился.

— Ауф! — услышал над собой крик, похожий на собачий лай.

И не мог Нестеров оказаться лежащим перед врагом. Собрав все силы, шатаясь, поднялся.

— Хенде хох! — крикнул гитлеровец с длинным носом и направил автомат.

Нет, не поднял лейтенант Нестеров руки, они, обожженные тяжело повисли.

— Ком! — крикнул ефрейтор в серой униформе еще ко- му‑то. Нестеров оглянулся и увидел солдата из своей роты, которого все называли «армавирским». Голова у него вся в крови, он смотрел блуждающим взглядом по сторонам. Нестерова не узнал.

Из другой полуразрушенной каменной штольни еще вывели несколько раненых севастопольцев, и всех повел другой автоматчик — высокий, молчаливый. Шли медленно, Нестеров, шатаясь, шел самым последним. По сторонам гремели выстрелы: может, кто‑то еще оборонялся до последнего патрона. Или там расстреливали пленных…