Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко): Окопники

Чуть заря вдали затрепетала,
Соловей затёхкал и затих,
Над огнем и смертью, над металлом,
Над судьбой товарищей моих.

А за ним порывисто и ровно
Грянули другие соловьи
Вдоль системы нашей обороны,
Где неотпожарились бои
.
Над кровавым нынешним, вчерашним,
По — над лесом, лугом и рекой,
Над пока невспаханною пашней,
С гильзами пустыми под рукой.

Над моей дорогою прощальной,
Над весною, вмятою в кипрей,
Свищет непонятный, нереальный
Курский иль кавказский соловей.

Мы свои патроны расстреляем,
Бомбы многотонные взорвем.
Голубым, цветным победным маем
Пригласим на праздник соловьев.

И пускай над замятью вчерашней,
Над весною, вмятою в кипрей,
Свищет голосистый, настоящий
Курский иль кавказский соловей.

Над черным окопом, у выбитой танками нивы,
Зеленым дождем расплескалась ожины листва
И шмель пробасил, залезая в цветок торопливо,
И вышла на свез муравьев трудовая братва.

Над черным окопом взметнулись узорные травы,
Встречая последней военной зари торжество.
Весна на Кубани согрела поля и дубравы —
Не жаль ей ни красок, ни света не жаль своего.

Татарник встряхнулся, склонясь над солдатскою хатой,
Где юрка фанат да лопата, да гильзы на дне.
Сюда я вчера выходил из заречной бригады
По тропкам, по травам, по колкой шуршащей стерне.

Зеленые травы над узким солдатским окопом,
Глубокое небо, широкий простор ветровой,
Как хочется встать над окопом простым хлеборобом,
II травы потрогать, и в травы упасть головой.

Высокие травы, ничто не согнет вашу прелесть:
Ни штык, ни сапог, ни откованной бомбы заряд.
Наклонит вас долу осенняя мудрая зрелость
И самая добрая в свете рука косаря.

Весенние граны, упругие, буйные травы,
Вы солнышко пьете и силу земную пока,
Взовьется ракета — и пахари мирной державы
Рванутся на бруствер под клекот орудий полка.

Столетние травы, расти вам в степи по колени,
Сплетая дрожащие сеточки тонких корней.
Цвести вам на крови солдат моего поколенья,
Стоять вам на страже навеки уснувших парней.

Лейтенант из приплюсну той фляжки,
Где фашистская сломлена прыть,
Поливает степную ромашку, —
Самому ж ему хочется жить!
Забинтована грудь лейтенанта,
Словно в пламени больно горят
Две глубокие красные раны —
Не дают поднимать автомат.
После схватки ночной рукопашной
Кровь еще на трапу не стекла.
Не беда… Хорошела б ромашка,
Поднималась из пепла земля.
Будет праздник на улице нашей,
Будет в новом цветеньи рассвет.
Будет в белом разливе ромашек
Жизнь моя до скончания лет.

Казацкая быль
Там, на Зееловскнх высотах,
Последний бой жестоким был.
И в том бою мой дядька Федор
Шальную голову склонит…
На трассах юрода Ростова
Вершил он свой дрогальский путь:
Имел коня, к нему подковы…
Уздечку, бричку и хомут!
И оторной, и смуглолицый
Среди ростовских дрогалей —
Кидал мешки в порту с пшеницей,
Играя сплою своей.
На случаи драки на весельи,
Деды, ходящие в чести.
Будили Федюшку, —
В похмелья
Дурную склоку разгрести.
Он дышло брал от колесницы:
Тяжел был в две руки захват…
Он гнал гульбу через станицу —
Кто, прав — не прав, кто виноват?!.
Дрючиной вымахавшись яро,
На страх своим, на зло врагам —
Крушил трухлявые амбары.
Ворота сыпались к ногам.
…А тут, вдали от ридной хаты,
Стремясь сдержать наш ярый штурм,
В бой двинул Гитлер бесноватый
Своих последышей — фольксштурм!
Мальчишки шли картинно, пышно
И их свинец свистел и выл…
Озлившись, дядька Федька, дышло
И здесь за комель ухватил.
Он каску в сторону откинул,
Поднялся грозно в полный рост:
Сдержал рубеж…
А сам загинул —
В огне Зееловскнх высот!
Война не ведает печалей,
Когда под иен дымится кровь…
Их по квадратам расписали,
Зеленых фольксштурмовнков!
Остался дядька с рваной раной
Под серой насыпью земли.
Умчался конь его буланый:
Куда?..
Не знают дрогали!
И время взвень сбивает лиру,
Летит к безвестной стороне:
То ль к заповеданному Миру
То ль к незапамятной Войне.