Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко) - Окопники

— Длинными очередями — огонь! — командует Берестов. И сам не слышит себя в грохоте разрывов.

Немцы в черном залегли.

Но танки… танки. Вот они уже рядом.

— Огонь! — кричит Берестов. И вдруг, словно обессилев, оглядывается. Ему хочется о что‑нибудь опереться. Он слышит, как Стахов дышит открытым ртом.

Из дыма выныривает танк. Берестов чувствует, как кровь приливает к сердцу. А лицо и руки леденеют. Только бы крепко стоять на ногах! Только бы не дрожали руки!.. Сжимая противотанковую гранату, Иван выпрямился. И тут увидел, как вслед за танком поднялась другая цепь немцев.

Эти немцы были уже в мышиного цвета френчах и в касках. Они, наверное, ночью подползли так близко.

Немцы припугнули русских «черными», а в рукопашную бросили «серых». Это‑то и вывело «иванов» из себя. Они всем полком выпрыгнули из окопов навстречу фрицам.

— В атаку! Вперед!

Над степью раскатисто всплеснулось ошеломляющее

«Ура!»

Теперь попробуй, попытайся остановить русскую пехоту, она заряжена ненавистью и прет напропалую…

Перескакивая через окоп, капитан Дерюгин крикнул Берестову:

— Не вздумай самовольничать! Поддерживай огнем!

«Огнем — в своих?!..» — в недоумении передернул плечами Берестов, и как бы для оправдания своего решения вспомнил наставления лейтенанта Крышки: пулеметы должны двигаться в цепи наступающих или даже впереди!

— За мной! — скомандовал он и ринулся вслед за атакующими.

Немцы опешишь Они не ожидали такой рискованной наглости русских. Кинулись врассыпную.

На их плечах курсантский полк и ворвался в село.

Путешествие в составе вермахта с путеводителем Бе- деккера в кармане: чужие страны, другие женщины… — такая была реклама вербовки в немецкую армию.

Фашисты собирались в Россию, как в интересное путешествие.

… Шли уличные бон. Грозненский курсантский полк выбивал «путешественников» из села Коптинка. Собственно от села остались только печные трубы.

На разбитом окне рухнувшей стены колыхалась занавеска. В уцелевшем углу висела люлька и в ней мертвый ребенок с запекшимся пятном крови на лбу. Под люлькой ощупью ползала слепая струха. На стене — ходики. Время сошло с ума.

В пустом сожженном селе гулял ветер, гремя оборван- ными листами крыш. И в этом скрежете послышался сдавленный, оттого и безмерно — горестный мужской всхлип.

Иван заглянул в пролом двери.

Старик приговаривал над бездыханным телом внучки.

— Страдалица ты моя, — стонал над нею дед.

А страдалице не больше семнадцати. Она лежала с закушенными до крови губами, будто тот неимоверный стыд и боль до сих пор казнят ее.

— Крохотка ты моя, слеза моя… — отыскивал старик для нее самые ласковые слова.

— Всех сейчас перестреляю… — захлебнулся в гневе Подзоров.

Иван оглянулся и не узнал своего помкомвзвода, так было перекошено в святой ненависти его лицо.

Скреготнув зубами, Подзоров зло процедил:

— Уж я им покажу кузькину мать!

И по — медвежьи грузно перевалился через останки

стены.

Иван легко перескочил вслед за ним.

— Где они?

Высокий, тяжеловатый в походке Подзоров, от перехватившего горло гнева, слова не мог вымолвить. Саженными шагами пересек улицу, наконец сказал:

— Вон, белый флаг выставили… Ишь, как пекутся о своих жизнях… А их там, раненых в подвале, с роту наберется… Они мне за все ответят!

И вскинул автомат наизготовку.

— В белый флаг?!.. Тем более — в лежачих?!.. — остудил Иван пыл Подзорова.

— Не мешай, лейтенант!

— Отставить! — резко скомандовал ему Берестов и встал поперек дороги.

Подзоров набычился, сердито засопел. Наконец нашелся:

— А как же комиссар соседнего полка Берт только за то, что они убили его ординарца, весь немецкий госпиталь приказ расстрелять.

— Ты видел?

— Говорили.

— На войне ни «слышал», ни «говорили» — не в счет. Есть только — «видел», — чеканно отрубил Берестов.

— Но фашисты никогда наши госпитали не миловали, — не сдавался Подзоров. — А мы?..

— То — фашисты!.. А мы — русские. Русские в белый флаг никогда не стреляли…

К вечеру был дан приказ: «Ночью отойти на прежние позиции!»

— И правильно, — одобрил такое решение Пров Трофимович. — Танки Гудериана с нами шутить не станут. А там все‑таки ров…

10

На этот раз утро началось без психической атаки. Видимо, немцы поняли, что этим «иванов» не застращать. И они придумали более мерзостную пакость.

Двум курсантам, захваченным «языками», фашисты отпилили ножовкой кисти рук, связали проволокой локти за спиной. На шею повесили таблички с надписью: «Красных юнкеров в плен мы не берем», И отпустили: мол, идите, покажитесь своим… __