оцепенело в тревожном ожидании. Даже ветерок затаился.
Но вот в степи зародился глухой не то стон, не то
хрип.
— Фрицы громкоговоритель настраивают, — догадался Пров Трофимович. — Будут крутить пластинку… Стеньку Разина играть. Спонравнлась им эта песня.
Но вместо песни четко и ясно раздалось откуда‑то сверху:
— Ахтунг! Ахтунг!.. Внимание! Внимание!.. Сейчас перед вами будет говорить ваш солдат Бугорков. Он не хотел зря про. ливать кровь. Он хочет, чтобы и вы не проливали свой кровь.
— Бугорков?! — не поверил Берестов и толкнул Стахова в бок. — Слышишь?
Стахов вытянул шею, словно ему стал тесен воротник. Не ответил.
В репродукторе щелкнуло. Кто‑то кашлянул, прочищая горло, и вдруг — виновато, с запинкой:
— Товарищи… Друзья… Сопротивление бесполезно…
— Не может быть! Это не Бугорков! — простонал Стахов.
— Как же не он? — возразил Подзоров. — Он и есть.
— Я знаю, какими силами располагаете вы… — продолжал голос.
— Уже и не «мы», а «вы», значит, — глухо сказал Подзоров.
Берестов опять толкнул локтем в бок Стахова, как бы спрашивая у него: да Бугорков ли это?
Стахов беспомощно отвернулся.
— У германцев — сила: танки, много орудий, шестиствольные минометы…
— Уже и не немцы даже, а германцы, — подал голос Пров Трофимович.
— Врет, поганец! — возмутился Подзоров и кинулся к пулемету.
По всему фронту защелкали винтовочные выстрелы, откуда‑то с тыла ударила пушка.
Голос Бугоркова стан выше, напряженнее.
— Мой совет: не бейтесь лбом о бронированную стенку!
— Ну и ну! — Берестов был, как во сне.
Зазуммерил телефон.
— Слышал? — раздался в трубке голос майора Лабазова.
Берестов молчал. Каждый чувствовал себя в чем‑то виноватым. Ивану что ответить?.. Тяжело дышал в трубку и майор.
— Так… — наконец сказал он.
И больше — ни слова.
Иван долго держался за телефонную трубку, словно это было звено ускользающей мысли. Вчера Бугорков стоял с винтовкой рядом, за его спиной, делал насечку на ложе — открывал счет убитых врагов. И вот… Он держался за трубку, как утопающий за соломинку. Трубка молчала.
Рассвет разорвало взрывом крупнокалиберного снаряда. Гул накатывался с неба. И долбил, и долбил вздрагивающую в ознобе землю.
Прижавшись к стенке окопа, Иван глянул в серое лицо Стахова и понял, что, может быть, вот здесь, на дне окопа, и — конец. Ни ему, ни Стахову, ни Подзорову, который сидел, опустив голову, будто вслушивался в нутряной гул земли, ни тем парням, что замерли у станкового пулемета, ни тем, кто не успел спрятаться в дот и теперь, прижавшись друг к другу, с опаской смотрели из окопа в закопченное небо — никому им не выбраться отсюда.
Взрыв раскалывает ход сообщения пополам. Над окопом чей‑то испуганный крик.
— Ить дети еще… — с огорчением вздыхает Пров Трофимович.
Уду шливо пахнет серой.
А когда дым рассеивается, парней, что жались друг к другу, уже не было. В окопе остались только'ремень от винтовки, да кусок алюминевой фляги.
Гул взрывов схлынул к тылам, а на передний край накатывался рокот десятков моторов.
— Та — анки! — ахнул Стахов.
— Какой — танки?!.. Хуже. Немцы в психическую атаку двинули, — поправил его Пров Трофимович.
Берестов выглянул из окопа и не поверил глазам.
Немцы шли во весь рост. Одеты во все черное (а может быть это с перепугу так показалось Ивану), с засученными по локоть рукавами, без касок, с развевающимися волосами на ветру, полупьяные, с автоматами на животе. Идут и поливают свинцом впереди себя.
Между ними в цепи — танки. Мрачно — пятнистые, грузные. Степь вздрагивает под их тяжестью. Ползут и лижут небо языками огня.
Иван знал, что такую психическую атаку надо встречать кинжальным пулеметным огнем не далее четырехсот метров, чтобы раньше времени не обнаружить себя, не отдать дот на растерзание вражеской артиллерии.
— Что ж… — Посмотрим — кто кого? — Пров Трофимович неторопливо берет бутылку с зажигательной смесью, взвешивает на ладони.
— Хоть бы одно завалящее ружье противотанковое, — сокрушается Подзоров.
Его пальцы намертво, до синевы в ногтях, сжимают рукоятки пулемета. Он ждет команды. Но Берестов, вцепившись в бруствер, выжидает, прикидывает расстояние до противника.
— Пэтээр бы, — вздохнул Подзоров.
— Сюда б «катюшу» не мешало, — Пров Трофимович потрогал гранату: так ли она стоит, как надо?
Перед танками взметнулись взрывы. Горизонт заволокло дымом, и теперь движение танков можно было угадать лишь по всплескам огней их пушек.
Читать дальше