Арман все еще не поднимался и растерянно глядел на Фаруза. Тот старался не встречаться с ним взглядом.
Похоронить Джафара оказалось непросто. Но не оставлять же его шакалам и грифам. В окрестных скалах нашлась подходящая щель, куда мы сумели втиснуть несчастного. Ее отыскал Арман, суетливо пытавшийся хоть как-то загладить свою случайную вину. Поместив туда Джафара, мы сначала аккуратно засыпали его мелкими камнями, а потом камнями покрупнее. Наверх удалось поместить довольно приличный валун.
Только когда были совершены все подобающие молитвы, Фаруз признался со слезами на глазах, что Джафар — его двоюродный брат.
— Что я скажу его матери, что скажу отцу? Я подбил Джафара на эту поездку, совсем обнищал мой брат. Но уж лучше оставался бы нищим, чем мертвым. Я, я виновен в его смерти. Ведь он совсем молодой, ему только тридцать четыре. Смерть искала меня, а наткнулась случайно на него.
Арман тем временем не находил себе места. Хотя Фаруз обнимал его над могилой и говорил, что он ни в чем не виноват. Родственникам обещал ничего не говорить — не надо лишних пересудов. Погиб в перестрелке с кафирами — вот и все.
Перед погребением Фаруз достал тугой сверток из кармана залитой кровью безрукавки Джафара.
— Джафар был нашим казначеем. Теперь пусть эти деньги будут у тебя, Халеб.
Так я стал сверхценным объектом: кроме рюкзака стоимостью под миллион баксов прибавилась и дорожная касса. Но прибавилось и внимания со стороны моих спутников. Теперь любое мое нестандартное действие могло быть расценено как попытка присвоить их ценности. Надо признать, что Фаруз поступил очень разумно. Вместо того, чтобы беспокойно следить друг за другом, они спокойно сосредоточились на мне. А четыре глаза всегда лучше, чем два.
Продолжив путь, мы вскоре наткнулись еще на два трупа. Они лежали у тлеющего костра лицом вниз. Левая ладонь одного из них понемногу жарилась на углях и распространяла сладковатый запах человечьего мяса. Оба были убиты выстрелами в спину. Видно, именно эти очереди и разбудили нас.
Фаруз перевернул их лицами вверх. Одного узнал — коллега. Немолодой мужчина из соседнего кишлака. Не раз пересекались на горных тропах. Однажды даже шли вместе.
— Вот шакалы! — выругался Фаруз. — Даже не похоронили. Деньги забрали и бросили, как падаль. Нет, найдет их Аллах. Куда катится мир! Ради этих зеленых бумажек готовы на все. Ты видел, сколько у меня зубов? Только восемь, и те спрятаны. Остальные выдергивали кузнечными клещами и посылали моему деду, пока он не собрал деньги на выкуп. Бандюг в наших краях с каждым днем становится больше. Война отменяет все человеческие законы. Да и до законов ли, когда сегодня жив, а завтра уже покойник. Прав тот, кто выстрелил первым. Оружие есть, патроны есть, работы нет, а жить хочется. И жить хочется хорошо. Похитить ребенка, человека ничего не стоит. Лишь бы заработать. Дед продал все что мог, даже дом. Расстался с золотым запасом. Выплатил выкуп, вернул меня живого, хотя и беззубого. Потом все-таки выследил бандитов. Оказались дальние родственники из соседнего кишлака. Дед убил троих — вместе с главарем, но и сам получил смертельную пулю. Два месяца умирал дома. Вот такая наша жизнь, обложили со всех сторон. Если не ты убиваешь, тебя убивают.
Была в словах Фаруза и своя горькая правда, и своя сладкая ложь. Все мы склонны находить оправдание любым своим действиям.
Мы пристроили в расселинах и завалили камнями тела и этих двух несчастных. Решили пока дальше не идти, чтобы ненароком не пересечься с бандитами. Похороны утром и похороны вечером — для одного дня достаточно.
Через неделю пути мы добрались до Кабульской долины. Старались идти как можно осторожнее — в рассветных и вечерних сумерках, порою волка. Но здесь, как объяснил Фаруз, бдительность надо удвоить. Окрестности кишат войсками кафиров. У них добавочный интерес: весь героин присваивают себе, а курьеров просто расстреливают.
— Теперь ты понимаешь, Халеб, какая у нас работа? И как легко мы получаем эти зеленые бумажки? Если тебя убьют, твой рюкзак возьмет другой бедняк — потому что деваться ему некуда. А ведь пуштуны раньше выращивали и мак, и коноплю исключительно для самих себя. А вот пришла цивилизация, и все пошло по-другому. Мы вместе со всем миром покатились в пропасть, к концу света. А ведь мы могли бы еще при жизни создать настоящий рай на земле — и для себя, и для потомков. Но непомерная алчность одних ввергает в безысходную нищету других, которые готовы на все, чтобы только выжить…
Читать дальше