Тамара Сычева - По зову сердца

— Но ты же командир, — значит, сможешь и здесь справиться. Мы тебе дадим в помощь хорошего специалиста по фруктам и садам, агронома. Есть у нас один такой старичок. Ему уже на пенсию пора, а он просит: «Дайте мне самые запущенные сады. Я сейчас там нужен». Вот его к тебе и направим. Секретарем парторганизации подберем демобилизованного фронтовика, а комсомолом в районе жена заворачивает, — кивнул с улыбкой на меня заведующий отделом, — тоже опора хорошая. Вот и сила тебе не маленькая в помощь.

Сидя в глубоком кожаном кресле, Трощилов задумчиво барабанил пальцами по краю большого письменного стола.

— Берись, Петя, берись! — быстро шептала я мужу. — Сейчас это очень нужно, это же самое важное, это как передовая. Берись! Не бойся, Петечка!

— Добре, на передовую так на передовую, — решительно поднялся Трощилов.

Работы у меня в райкоме было много. Приходилось часто ездить по району, по нескольку суток не бывала дома, с мужем виделась редко, и меня волновало, как у него идут дела, как он, сугубо военный человек, привыкает к гражданской службе.

В первый же свободный от командировок день я решила поехать в совхоз.

На недавно оструганной, наскоро сбитой двери канцелярскими кнопками был приколот лист бумаги с надписью: «Контора».

В первой, большой комнате громко цокали костяшками счетоводы. Узенькая дверь с табличкой «Директор» вела в следующую комнатушку, так называемый «кабинет». Там было жарко, надымлено и тесно. У стены стоял старый, обитый потрепанным дерматином диван. Под маленьким окном за исцарапанным письменным столом сидел сам директор — Трощилов. Держа в руке лист бумаги, исписанный ровным красивым почерком, он недоверчиво посматривал на сидящего перед ним на диване худощавого седого старика и говорил:

— Гм… В своем заявлении, Александр Константинович, вы пишете, что чувство долга зовет вас сейчас в запущенные сады. Это верно, — задумчиво потер он подбородок. — Но не подведет ли вас здоровье в ваши семьдесят лет? Сады у нас в тяжелом состоянии, много сил нужно, чтобы их восстановить. Не трудно ли вам будет у нас?

— Я не меньше вашего думал об этом, — резковато прервал директора агроном, — ручаться за здоровье не могу, но я старый вол, впрягусь и, пока не упаду, плуга не покину. Молодежь хотя бы подучить немного, привить ей вкус к садам. Это сейчас самое главное.

— Ну хорошо, спасибо, — сказал Трощилов. — Нам, конечно, ваша помощь очень пригодится. Вот, товарищ секретарь комсомола, — обратился он ко мне, — вашим комсомольцам не угнаться за такими стариками.

И размашистым почерком в углу заявления написал:

«Оформить на должность агронома».

— А теперь пойдемте в сад.

Холодный мартовский ветер рванул дверь и неприветливо бросил в лицо колючим дождем. Хмурое, серое небо повисло над растянувшимся по лощине пустынным селом и, казалось, хотело придавить его своей тяжестью.

Мы, с трудом преодолевая порывы ветра, свернули за угол и вышли на широкую улицу. По сторонам из-за каждого заборчика среди груд развалин торчали обгоревшие черные трубы.

— Сплошное кладбище, — заметила я, оглядывая пустые дворы с торчащими кое-где пеньками — все, что осталось от приусадебных участков.

— Да, особенно в этой части села. Когда-то, рассказывают, здесь было хорошо, весело, эти домики утопали в зелени. А вон там была большая школа и Дом культуры, — указал муж на полуразрушенные дома в конце улицы. — Все это надо строить заново.

На окраине села показались обнесенные плетнем навесы. Трощилов оживился:

— Это наше молочное хозяйство, но скот сейчас на выгоне.

— А что же он может сейчас найти в поле? — взглянула я на серую и неприветливую, голую степь.

— Делать больше нечего, корма нет, скот на ногах не держится, что же им, стойла грызть? Пусть лучше в поле идет, хоть бурьян пощиплет.

Вышли на проселочную дорогу. Она шла в долину. Там на несколько километров вытянулись совхозные сады, а за ними на горе виднелись виноградники.

В стороне, у приземистых строений, работало несколько человек.

— Это наши парники. Когда-то были богатые рассадники, а теперь — без стекол. И не можем их нигде достать. Фанерками застеклили, — горько улыбнулся Трощилов. — Вообще голова кругом идет!.. Все кругом разбито, разрушено, растаскано. Ночами не спишь, все думаешь — что делать? Где достать одно, другое? Корма для скота нет. Сеять скоро — посевного материала тоже нет, и в управлении не дают, все только обещают. Инвентаря нет, людей мало. А самое главное — денег нет. Зарплату полгода не платили, люди отказываются работать.