На комсомольский учет меня брал в завкоме комсомола секретарь Борис Серман.
С сомнением взглянув на меня, он спросил:
— С учетом торопишься, а выдержишь ли? Не сбежишь?
— Не сбегу, хочу работать, а учиться буду без отрыва от производства, — тихо проговорила я, протягивая ему комсомольский билет.
В цехе под открытым навесом меня оглушил скрип пил-«циркулярок» и рокочущий гул электромоторов. Задувающая под навес метель кружила в воздухе легкий снег, смешивая его с горячими опилками. Электрические лампочки, красные полотнища лозунгов на стенах и лица людей — все, казалось, было окутано густым туманом.
В соседнем цехе с грохотом работала огромная, до потолка, пилорама.
Под нашим навесом стояло двенадцать распиловочных станков «циркулярок».
— Мой подручный ушел работать на станок, — крикнул мне на ухо бригадир, завязывая на затылке тесемки черных закрытых очков, — если справишься, работай у меня.
Кивнув головой, я крепко затянула концы красной косынки и уверенно подумала: «Конечно, смогу, ерунда».
Бригадир включил рубильник, завыла, загудела большая круглая зубчатая пила, рассекая толстые доски на тоненькие рейки, Длинные двухметровые доски вначале не казались тяжелыми, и я успевала из глубины двора подносить их к станку. Но вскоре с непривычки почувствовала слабость и дрожь в коленях, а потом со страхом стала замечать, что не успеваю за бригадиром.
У станка образовался завал напиленных реек, а досок не было.
Остановив станок, бригадир сам пошел за досками, заставив меня разбирать завал и складывать в штабель рейки.
«Позор, — думала я. — Неужели не успею?»
Гудок на обед застал меня с ящиком опилок во дворе.
В цехе мгновенно затихли моторы.
В изнеможении и отчаянии я бросилась на присыпанную снегом гору опилок и расплакалась. «Сейчас, как покажусь в цех, бригадир меня осрамит и выгонит. Лучше самой уйти, и все. Уйду», — решила я.
В это время из цеха послышался нарочито громкий голос бригадира:
— Ничего, привыкнет, научим, желание у нее есть, — значит, научится.
— А кто же будет учить? — отозвался чей-то недовольный тенорок.
— Как кто? Коллектив. Коллектив — великое дело. Комсомольский коллектив поможет ей. Забыл, как сам-то ты первые дни тушевался, даже драпать с завода хотел, плакался, что тяжело. А кто тебе помог? Ну-ка вспомни! А теперь вон уже за станком работаешь.
— Поможем, поможем, а там и сама привыкнет, втянется, — послышались голоса комсомольцев.
От этих слов мне стало легче на душе и в то же время очень стыдно. Вспомнила испытующий, недоверчивый взгляд секретаря Бориса Сермана: «На учет спешишь, а выдержишь?»
Вытерла глаза концом красной косынки, быстро поднялась, стряхнула снег, схватила ящик и направилась в цех. У моего станка несколько человек уже наводили порядок, разбирая оставленный мной завал из реек.
— Ну, а теперь, Тамара, только поспевай, а не поспеешь, не горюй, поможем, — улыбнувшись, крикнул мне после перерыва станковой, включая рубильник.
Гул нашего мотора слился с коротким заводским гудком, и все бросились к станкам.
Очень хорошо запомнила я свою первую рабочую смену. К утру меня стало клонить ко сну. Выходя во двор, я все искала, где бы прислониться и хоть секунду подремать. К концу смены у моего станка опять образовался завал. И я снова почувствовала дружеское тепло комсомольского коллектива — товарищи помогли мне благополучно закончить работу. Так благодаря поддержке товарищей я смогла в короткий срок овладеть этой несложной, но физически трудной работой. Через полгода я уже сама стала за станок-«циркулярку», у меня был ученик.
Припомнилось мне, как однажды в конце квартала выяснилось: план завода под угрозой.
Подвел тарный цех — не выполнил взятых на себя обязательств. Комсомольцы нашей бригады волновались, шумели больше всех. В завкоме комсомола в этот день было особенно многолюдно. После смены многие не ушли домой. Окружили секретаря Бориса Сермана и стали требовать, чтобы их направили на прорыв в тарный цех.
В принципе решили, но, когда встал вопрос, кого же послать, каждый стал кричать:
— Я пойду! Я! Я!
— Ребята! Я понимаю вас, — охрипшим голосом успокаивал нас Серман. — Выручать завод мы должны, но не все сразу. Туда можно послать двух или трех человек — и довольно.
— Там трое не помогут. Это риск. Больше надо послать!
Опять взметнулись вверх десятки рук.
— Столько не нужно, — пытался урезонить комсомольцев Серман.
Читать дальше