Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

Итак, рота удержала городок и заваленные окопы. Вольцов будто взбесился. Бледный от ярости, он подталкивал перед собой молодого солдатика (тот во время рукопашной хотел было юркнуть в кусты), довел его до обочины и пристрелил. Феттер со своими людьми тоже расстреляли несколько успевших проникнуть в город американцев, хотя те и подняли руки. По распоряжению Вольцова прикончили также раненых. Слишком далеко выскочившая вперед противотанковая пушка пылала ярким пламенем. Но всего этого Хольт не видел. Закрыв лицо руками, он сидел на ящике с патронами, в стороне, возле садика; каска валялась рядом. Тишина. Наконец-то спустился вечер.

На командирском пункте горела керосиновая лампа. Вольцов отстегнул пояс с кобурой и кинул на скамейку с телефонами. Феттер тоже снял оружие, расстегнул ворот, нагнулся и испытующе посмотрел на Венерта.

— Во всяком случае, рота удержала позиции, — сказал Вольцов.

Унтер-офицер Винклер стоял возле двери; он неопределенно махнул рукой.

— Рота? — повторил он сорванным от крика голосом. — Рота больше не существует. Каких-нибудь пятьдесят человек. Да и те валятся от усталости.

— Отдохнут! — отрезал Вольцов. — Им еще придется идти в бой. Если на то пошло, выдать всем спирту.

Но Винклер, как видно, не собирался уходить из подвала.

— Истребители, — хрипло проговорил он. Осунувшееся лицо его было безжизненно, оно не выражало даже страха. — Истребители… Наши потери… Это же безумие!

Вольцов поднял глаза. Винклер съежился и замолчал под его взглядом. Вольцов нервно забарабанил пальцами по карте.

— Раненых отправить в Бухек. Феттер! Подготовить к обороне дома на окраине. Выставить снаружи посты. Будем драться за каждый дом!

Феттер, щелкнув каблуками, крикнул:

— Так точно, господин унтер-офицер! — затянул ремень, схватил автомат. Дверь захлопнулась за ним.

Вольцов позвонил в Бухек. Он сам произнес всего несколько слов и с бесстрастным лицом слушал, что говорили на другом конце провода.

— В Бухек прибыли эсэсовцы. — Он положил трубку и, отойдя к столу, добавил: — Они и повесят Венерта! — Потом склонился над картами.

Винклер стоял, прислонясь к дверному косяку. Глаза его были закрыты, грудь вздымалась и опускалась, словно он все еще никак не мог отдышаться. Он даже не снял каски, на груди у него висел автомат.

— Вольцов… этот паренек… — выдавил он наконец из себя, — мальчишка, которого ты… Это же… — а замолчал, как только Вольцов поднял голову, но взгляд его растерянно блуждал по подвалу и остановился на Хольте.

Хольт прикорнул на скамье среди телефонов. Он все еще не справился с пережитым ужасом. В полудремоте свежие впечатления недавнего боя смешивались с картинами прошлого. Он снова видел перед собой избиение на Скале Ворона, голодающих русских пленных на батарее, лесопилку в Карпатах, трупы в полосатых куртках на дне ямы. Он гнал от себя эти картины, но не мог от них избавиться.

Феттер вернулся лишь после полуночи и зычно отрапортовал.

Хольт вздрогнул.

— Обсудим положение, — сказал Вольцов.

Феттер повесил автомат на крючок возле двери. Вольцов надел офицерскую фуражку Венерта. Его знобило, и он попросил Феттера накинуть на него также и шинель лейтенанта. Зыбкий свет керосиновой лампы отбрасывал на побеленную стену подвала его чудовищную тень.

— Господа!

Хольт насторожился. Опять этот голос, резкий, металлический, чужой голос! У Хольта забегали мурашки по спине: голос, отдающий приказы, голос судьбы. Он проник в его усталый мозг, как когда-то вторгался во все грезы, настигая его и на берегу реки и в тиши госпитальной палаты, голос, от которого никуда не уйти.

— Рота отбила первую атаку и должна…

Голова Хольта была будто налита свинцом. Голос Вольцова отогнал усталость. Хольт прислушался, и вдруг слова перестали быть пустым звуком, их смысл открылся ему.

— …героически погибнуть!

Как часто он это слышал! Об этом говорилось во всех хрестоматиях, прославлявших героев, начиная со священного отряда Пелопида и кончая образами Эрнста Юнгера. В последние годы призыв героически погибнуть не сходил со страниц газет. Это была фраза, угроза, истерический вопль. Но теперь, в устах Вольцова, она прозвучала как смертный приговор.

Выхода нет, думал Хольт.

Вольцов протянул ему коробку сигарет, но Хольт покачал головой. Вольцов глубоко затянулся:

— Я всю жизнь был поборником шлиффеновской трактовки Канн… Еще Клаузевиц учил, что концентрический удар… Наполеон говорит, что более слабая сторона не должна…