Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта

— Да здравствует… одиннадцатая… Да здравствует славная… непобедимая… одиннадцатая танковая дивизия!

— Гм, непобедимая… — подхватил обер-фельдфебель. В голосе его уже не было ничего сиплого, бас так и рокотал: — Непобедимая!.. А Тула? Ноябрь сорок первого года?.. Смоленск? Сентябрь сорок третьего?.. Могилев — март сорок четвертого?.. Минск — июль сорок четвертого?.. Непобедимая? Но зато ее уничтожили! Нет никакой одиннадцатой танковой дивизии! Наберется штыков пятьсот да десяток «тигров», но и те давно пора пустить на железный лом.

— Да здравствует, — надрывался майор, — наш великий полководец… и фюрер Адольф Гитлер! — Гараж задрожал от рева тысячи солдатских глоток.

— Пей, парень! — буркнул обер-фельдфебель. — Не за полководца. Ни за кого. А за надувательство, какого свет не видывал!

Хольт послушно выпил.

— Приказ по батальону! — услыхал он крик майора. — Сложившаяся обстановка… вынуждает нас беспощадно уничтожить… все запасы алкоголя!

— Ну и надули же нас! — продолжал обер-фельдфебель. — Ты даже понятия не имеешь, парень! — он снова наполнил свой стакан. — Пей, новобранец! Благодарность родины тебе обеспечена!

Хольт, точно завороженный, смотрел на огромного обер-фельдфебеля, а тот наливал, пил, снова наливал и снова пил, между глотками приговаривая:

— Пей, парень! Иль неохота? — Он уже принялся за вторую бутылку. — Парень, парень, здорово нас надули!

Хольт убежал.

За столом унтеров все уже основательно упились. Ревецкий сосал прямо из бутылки. Бек, навалившись грудью на стол, храпел. Штабс-ефрейтор Киндхен, в каждой руке по бутылке, пошатываясь, бродил между скамьями и горланил: «Подымаю бокал за домашний очаг!..» Офицеры все куда-то улетучились.

Унтер-офицер Винклер, сосед Ревецкого по комнате, устремился к выходу, но споткнулся и упал. Ревецкий наклонился над ним, потом вытянул руки по швам и крикнул, ухмыляясь:

— Продолжать!

Хольт поспешил к Винклеру и опять столкнулся с Бургкертом. Обер-фельдфебель сказал:

— Отведи его, новобранец! Он еще понадобится! Мы все еще понадобимся!

Хольт и Гомулка подняли Винклера. У двери стоял незнакомый ефрейтор — человек лет тридцати, небольшого роста. Он покуривал и спокойно, ясным и внимательным взглядом наблюдал за тем, что творилось в зале. Когда Хольт и Гомулка приблизились с Винклером, он отворил им дверь, но Бек, шатаясь, первым протиснулся на волю.

— Ваши инструктора? — спросил ефрейтор.

— Противно! — ответил Гомулка.

Ефрейтор улыбнулся и сказал, указывая рукой на гараж:

— Погоди, скоро вся эта плавка в шлак пойдет. Чистый брак. Еще несколько месяцев — и крышка!

Хольт и Гомулка поволокли Винклера по изрытому казарменному плацу и уложили в постель. Гомулка поспешил обратно к гаражу; ефрейтор все еще стоял в дверях.

Хольт направился в спальню.

Тусклая лампа едва освещала большую комнату. В углу сидел Петер Визе и писал.

Хольт прислонился к шкафчику. Визе тихо улыбался. И сюда через широкий казарменный плац доносился шум и гвалт.

— Н-да, Петер… — беспомощно произнес Хольт и бросился на свою койку. Рождество!.. — думал он.

В первый день праздника, когда казарма наконец очнулась после тяжелой попойки, Киндхен принес почту. Хольт получил посылочку от Гундель. Она писала:

«Это я у госпожи Гомулки испекла для тебя. В первый раз сама пекла. Вот и получилось не совсем хорошо. Но госпожа Гомулка сказала, чтобы я все равно послала тебе. И сушеные абрикосы она мне для тебя подарила. Карточку я в ателье заказывала, но мне кажется, что я совсем непохожа».

Хольт развернул бумагу. Сверху лежала обыкновенная еловая веточка. Он долго глядел на фотографию. Гундель… Она не улыбалась, лицо было серьезно. А глаза какие большущие! — подумал он.

Свой день рожденья Хольт провел за учебной стрельбой фаустпатронами. На обратном пути Ревецкий не преминул «подвергнуть их специальной обработке», и Хольт, совершенно измученный, бросился на свою койку. Феттер заметил:

— Вот и стукнуло тебе восемнадцать! Теперь тебя и дома на все фильмы пускать будут.

Неделю спустя в казарме стало известно: русские прорвали фронт на Висле!

Вольцов разложил карту.

— Вот тут! С Сандомирского плацдарма! Удар нацелен, должно быть, на юго-запад, в направлении Кракова. Или на запад — в направлении Кельце… Вот сюда! А с Пулавского плацдарма — на Лодзь.

Вскоре поступило новое сообщение: русские прорвались и в Восточную Пруссию!